Поцелуй теней

Поцелуи Роана спустились ниже по плечу, по руке. Он только чуть остановился спросить:

– Только припадки ярости?

Потом он опустил голову и целовал, пока не дошел до локтевого сгиба, приподнял руку так, чтобы сомкнуть губы на тонкой коже. Вдруг он резко присосался к руке, прижался зубами так, что стало больно, я ахнула. Роан не стремился к боли, но он был внимательный любовник и знал, что нравится мне, как и я знала, что нравится ему. Только я вдруг не могла вспомнить, что говорю.

Он оторвался от моей руки, оставив почти идеально круглый отпечаток своих мелких острых зубов. Кожу он не прокусил. Мне никогда не удавалось его уговорить это сделать, но след на коже мне был приятен, заставил нагнуться к Роану.

Он остановил меня вопросом:

– Только припадки ярости, или было еще что-то, что делало Бледдина опасным?

Секунда у меня ушла на то, чтобы вспомнить. Мне пришлось отодвинуться от него.

– Если хочешь услышать рассказ, веди себя прилично.

Он лег на бок, подложив себе руку под голову вместо подушки. Вытянулся, так что стали заметны движения мышц под сияющей кожей.

– Я думал, что веду себя прилично.

Я покачала головой:

– Ты меня заставляешь забываться, Роан. Лучше для тебя этого не делать.

– Я хочу тебя сегодня, Мерри. Хочу тебя всю, без гламо-ра, без скрытности, без сдерживания. – Он резко сел, всматриваясь мне в лицо так пристально, что я отпрянула, но он поймал меня за руку. – Я хочу быть всем, что тебе нужно сегодня, Мерри.

Я замотала головой:

– Ты сам не понимаешь, чего просишь.

– Пусть так, но если ты хочешь иметь все, то сегодня как раз это и нужно. – Он поймал мою вторую руку, поставил нас обоих на колени, так впился пальцами, что завтра должны быть синяки. От этого властного движения сердце у меня заколотилось быстрее. – Я живу на свете много веков, Мерри. Если кто-то из нас ребенок, то это ты, а не я.

Слова его были суровы, и я никогда его таким не видела – таким суровым, требовательным.

Я могла бы сказать: "Ты мне делаешь больно, Роан", – но мне это нравилось, и потому я сказала другое:

– Ты никогда так не говорил.

– Я знал, что ты держишь гламор, когда мы лежим с тобой, но мне даже не снилось, сколько ты скрываешь. – Он встряхнул меня дважды, так сильно, что я чуть не сказала ему, что это больно. – Не прячься, Мерри.

И он поцеловал меня, вдавливая в меня губы, прижавшись ко мне ртом, пока не вынудил меня раскрыть рот, иначе бы он или себе, или мне губы порвал о зубы. Он уложил меня опять на кровать, и мне это не понравилось. Я люблю боль, а не изнасилование.

Я остановила его, упершись рукой ему в грудь, оттолкнув от себя. Он был надо мной по-прежнему, глаза его были свирепы, но он слушал.

– Что ты хочешь сделать, Роан?

– Что случилось на последней дуэли?

Слишком быстрая смена темы, я не сразу среагировала.

– Что?

– На твоей последней дуэли – что произошло?

Очень серьезны были его лицо и голос, хотя тело прижималось ко мне.

– Я его убила.

– Как?

Я почему-то поняла, что он спрашивает не о технике.

– Он меня недооценил.

– Я тебя никогда не недооценивал, Мерри. Отплати мне тем же. Не трактуй меня как низшего за то, что я не сидхе. Я – фейри без капли смертной крови в жилах. Не бойся за меня.

Голос его снова стал обычным, но в нем угадывалась ушедшая в глубину злость.

Я смотрела вверх, на его лицо, и видела в нем гордость – не мужскую гордость, но фейрийскую. Я действительно обращалась с ним как с существом ниже фейри, и он заслуживал лучшего, но...

– А если я тебе причиню вред, сама того не желая?

– Я исцелюсь.

Это вызвало у меня улыбку, потому что в этот момент я era любила – не той любовью, о которой поют барды, но все же любовью.

– Хорошо, но давай выберем позицию, где ты будешь доминировать, а не я.

Глаза его наполнились некоторой мыслью.

– Ты себе не доверяешь?

– Да.

– Тогда доверься мне. Я не сломаюсь.

– Обещаешь?

Он улыбнулся и поцеловал меня в лоб – нежно, как ребенка.

– Обещаю.

Я поверила его слову.

Я лежала, сжимая металлические прутья спинки кровати. Тело Роана прижало меня к постели, пах вдавился мне в ягодицы. В этой позе весь контроль принадлежал ему, а мое тело от него отвернулось. Я не могла тронуть его руками. Очень многого не могла я делать в этой позе, потому-то я ее и выбрала. Если не считать связывания, ничего более безопасного я не придумала, а Роан не любит связывания. Кроме того, истинная опасность была не в том, что я могла бы сделать руками, зубами или вообще физически. Веревки на самом деле не помогли бы, только служили бы мне напоминанием о том, что надо быть осторожной. Я очень боялась, что где-то посреди бури силы и плоти я позабуду обо всем, кроме удовольствия, и Роан пострадает, а этого мне никак не хотелось.