Поцелуй страсти

— Ты с ума сошел! Виктория сама водила меня по конюшне, и там стояло не более дюжины лошадей. Остальных сэр Джон, должно быть, продал, чтобы обеспечить своей семье мало-мальски сносное существование.

— А Виктория тебе пастбища показывала?

Майлз помотал головой.

— Только стойла. Про пастбища она и словом не обмолвилась. Но я их видел. Издалека. И лошадей на них не было.

Алекс расхохотался так, что едва не расплескал бренди.

— Стало быть, девушка успела перегнать лошадок в безопасное место — подальше от чужих глаз.

— Это что же получается? — Майлз зло сверкнул глазами. — На землях поместья укрывается целый табун?

— И заметь — один из лучших в Англии!

— Но Виктория показала мне всего несколько двухлеток и трехлеток! И при этом сказала, что это все, что у них есть на продажу.

— Она только забыла добавить — «для вас, мистер американец». Уверяю тебя, будь на твоем месте другой покупатель, выбор у него был бы несравненно лучше! Отборных лошадей Виктория прячет на дальних пастбищах и в конюшнях, которые из окна Пемброк-хауса Не увидишь.

Майлзу кровь бросилась в лицо.

— Ах она маленькая дрянь!

— Держи себя в руках, малыш! Суть в том, что Виктория не захотела продавать тебе своих любимцев. Ты ведь собирался увезти их в Америку и использовать — если верить Гилфорду — в качестве вьючных мулов. Это ведь Гилфорд затеял разговор о мулах, верно?

— Верно, — пробормотал Майлз. — Он сказал Виктории, что я разбираюсь в копытных только этой породы.

— Ну как? Что ты теперь думаешь о предложении леди Фионы?

У Майлза едва заметно подергивалась щека: знак того, насколько он раздражен и зол. Впрочем, когда он заговорил, голос его звучал спокойно и ровно:

— Это ничего не меняет. Более того, теперь, когда я услышал от тебя все эти новости, я не женился бы на ней даже в том случае, если бы мне предстояло спасти человеческую расу от вымирания, а Виктория оставалась бы последней женщиной на земле!

— Фиона, я бы отвергла ухаживания Майлза, будь он даже последним мужчиной на земле! Это дело решенное, так что уговаривать меня не имеет смысла.

Фиона поставила свою чашку на стол и тяжело вздохнула.

— Как ты не понимаешь, Виктория? Семейство Уэлсли — наша последняя надежда.

— Последняя надежда? О чем ты только говоришь?

— Только Уэлсли могут помочь нам спастись от разорения, — пробормотала несчастная Фиона.

Виктория в смятении покачала головой:

— Я не поняла ни слова из того, что ты сказала. С какой стати Уэлсли должны спасать нас от разорения? И потом — о каком разорении идет речь?

Фиона с минуту смотрела прямо перед собой, понимая, что сейчас ей предстоит открыть своей падчерице несколько неприятных истин, которые мачеха ради ее же блага предпочла бы сохранить в тайне. Тем не менее обстоятельства складывались так, что молчать долее было нельзя.

— Тори, — негромко произнесла она. — Я знаю о твоем отце кое-что такое, о чем ты до сих пор не имеешь представления.

Виктория поджала губы.

— И что же ты знаешь?

Фиона принялась чайной ложкой чертить на скатерти невидимые глазу узоры. Все в Пемброк-хаусе знали, что это нехороший признак, и у Виктории сжалось сердце. Она поняла, что ей предстоит услышать нечто не слишком для себя приятное.

— Так что же ты хотела рассказать мне о папе, Фиона?

Фиона отложила чайную ложечку и посмотрела на падчерицу в упор.

— Видишь ли, Тори, твой отец никогда не обладал умением вести дела. С прискорбием должна тебе сообщить, что он, и никто другой, пустил на ветер большую часть состояния Пемброков. Мы по уши в долгах, и вот теперь, когда твой отец умер, кредиторы требуют, чтобы мы заплатили по долговым распискам сэра Джона — полностью и в ближайшее же время.

Виктория перевела дух. По счастью, речь шла о долгах. Она-то боялась, что Фиона раскроет ей глаза на что-нибудь действительно ужасное: скажет, к примеру, что отец ее был разбойником или же многоженцем. Финансовые же затруднения можно было так или иначе разрешить, не бросая тени на честное имя Пемброков.

— Что ж, продадим лошадей с фермы, — пожав плечами, сказала она. — Я догадывалась, что наши дела расстроены — зачем, в противном случае, отцу было продавать картины? Но я тем не менее уверена, что, если мы выставим на продажу несколько трехлеток, полученных денег будет вполне достаточно, чтобы покрыть папины долги.

— Средства, которые мы выручим от продажи лошадей, вряд ли покроют даже малую часть долга, — холодно сказала Фиона.

У Виктории от удивления расширились глаза.

— Господь всемогущий, сколько же папа задолжал?

— Если ты настаиваешь, я скажу тебе — около двухсот тысяч фунтов стерлингов.

— Не может этого быть! — выдохнула Виктория. — На что же он истратил такую уйму денег?