Поцелуй со вкусом мечты

— Он ничего не смыслит в лошадях!

Его голос звучал сердито. Саммер даже подташнивало от страха, что они с Чейзом находятся в этой небольшой кухоньке, может быть, в последний раз... Рики ушел в свою комнату смотреть телевизор, но Чейз решил остаться в кухне, чтобы помочь Саммер прибраться после ужина.

Она понимала, почему. Он должен был ей что-то сказать.

Ей хотелось, чтобы он поскорее перешел к делу. Он ведь уезжает, не так ли? Она напрасно надеялась, что он останется, пока причастность Рея Флетчера к ее бедам не будет установлена или опровергнута. Он собирался немедленно уехать, поэтому и был так взвинчен.

Саммер глубоко вздохнула и завела разговор на тему, которой оба избегали.

— Уэйн приезжает завтра в четыре часа. Если ты останешься, я поручу ему работу в вольере, а ты будешь отвечать за конюшню. Если нет, он сможет чистить и вольер, и конюшню, а я займусь кормлением животных. У нас это получится. Он хочет работать или полный, или неполный рабочий день.

— И зачем? — Кастрюля, которую Чейз только что вымыл и прополоскал, сильно ударилась о стойку. — Разве он сможет прожить на то, что заработает за неполный день?

— Уэйн мне откровенно раскрыл свои планы. Работая у меня, он собирается искать работу повыгоднее, и я не могу его за это осуждать. Он обещал дать мне знать, когда что-нибудь найдет, и, если сможет, остаться на неполный рабочий день. Может быть, к тому времени моя ключица окончательно заживет, и мне больше никто не понадобится.

Все кастрюли были вымыты. Чейз схватил разделочную доску и принялся ее скрести. Его рукава были засучены выше локтей, обнажая мускулистые, загорелые руки, слегка покрытые светлыми волосами. Ей хотелось дотронуться до его руки. Только один раз, думала она, только для того, чтобы узнать, какова на ощупь его кожа, и почувствовать впадину его локтя. Они целовались, но она никогда не держала его за руку.

Он нахмурился.

— Ты ему веришь?

Саммер пожала здоровым плечом. На самом деле ей не было никакого дела до того, будет Уэйн Редринджер работать у нее неделю или год. Или будет ли он вообще у нее работать, разве что его присутствие даст Чейзу возможность уехать. Это единственное, что ее волновало.

— У него есть рекомендации? — спросил Чейз. — Женщина, которая живет одна, не должна нанимать кого попало.

Он продолжал чистить разделочную доску, словно намеревался доскрести ее до размера лопаточки.

— Конечно, у него есть рекомендации. Я навела справки. Я поговорила с одним из его бывших работодателей, владельцем ресторана в Джорджии. Этот человек очень хорошо о нем отозвался, хотя предупредил, что Уэйн испытывает постоянную жажду к путешествиям и, вероятно, долго у меня не задержится.

Не дольше, чем ты этого захочешь.

— Значит, я останусь одна, Чейз? Ты уезжаешь?

— Ты же знаешь, что уезжаю.

Но уезжает ли он сейчас? И почему он ей об этом не сказал? Он понимает, должен понимать, о чем она спрашивает.

— Мама? — спросил Рики, стоя в дверях. — Что-то не так?

Она глубоко вздохнула, чтобы найти в себе хоть немного твердости, которой не чувствовала.

— Нет, ничего.

— А... — Рики поочередно посмотрел на них. Он прошел через кухню и протянул Чейзу мобильный телефон. — Это тебя! По-моему, твой брат.

Чейз, немало удивленный, взял телефон.

Его брат, подумала Саммер. Человек, чья маленькая дочь теперь может ходить, потому что ее дядя заработал на родео полно денег, пока не покалечился настолько, что не смог больше соревноваться. Брат, которого Чейз любил и с которым ему не разрешили остаться, когда умерли их родители. Он долго кочевал с места на место, от одних людей к другим, пока в нем не осталось ни капли веры.

Вдруг Саммер все стало ясно! Чейз постоянно переезжал не потому, что ему так хотелось, просто он не знал, как остановиться!

Чейз сказал брату что-то весело-язвительное. За этим добродушным подтруниванием Саммер почувствовала любовь. В груди у нее заболело, и она вздохнула.

Господи, как больно!

Теперь она знала, что ей делать. Она должна собраться с силами и найти подходящую ночную рубашку!

Луна была почти полная, а звезды ярко светили сверху на Саммер, стоявшую у двери в вольер.

Ей было холодно. Белая хлопчатобумажная ночная рубашка была единственной, к которой у нее нашелся подходящий халат, единственной, которая отдаленно могла считаться романтичной.

Она поежилась. В вольере, сказала она себе, по крайней мере теплее. Когда она поднесла ключ к двери, рука у нее дрожала, но ей удалось вставить в скважину тонкий ключ и повернуть его.

Как только дверь распахнулась, одна из собак сонно заворчала. Она застыла. Не дай Бог, если собаки проснутся и начнут лаять!

Да что это с ней? Это же безумие!