Поцелуй смерти

Ее смех заполняет комнату, пока она усиленно растирает мою кожу, словно пытаясь дотереть до дыр. Она делает это так грубо и жестко, что мне приходится держаться за край ванны. Возникает ощущение, что в лучшем случае у меня на голове просто появятся синяки, а в худшем я вообще лишусь всех волос и останусь лысой. Все ее касания полны жестокости и грубости. Ничего иного и не стоило ожидать.

– Вставай, – приказывает Мерельда, поднимаясь со стула.

Дрожа, я поднимаюсь на ноги. Холодная вода льется с длинных волос и стекает по изгибам тела. Мерельда хмурится, глядя на мою обнаженную фигуру, и я изо всех сил стараюсь перестать трястись, но у меня ничего не получается.

Снова намочив мочалку, она продолжает мыть остальные части моего тела, уделяя особое внимание груди; я морщусь от боли, ведь мочалка сделана из чего-то невероятно жесткого. Наконец она отстраняется, по-видимому, удовлетворенная тем, что смыла с моей кожи все до последней пылинки, до последнего следа сажи.

– Теперь садись, – говорит она, на этот раз указывая на стул, – а я пока подумаю, что делать с твоими непослушными волосами.

Бормоча что-то о жуткой густоте, Мерельда тянется за серебряным гребнем.

– Какая досада, что ты так похожа на свою мать, – говорит она, проводя гребнем по моим волосам, при этом так сильно раздирая спутанные пряди, что у меня на глазах выступают слезы. – Дурная оболочка с пустотой внутри. Плохого много, хорошего ноль.

Прикусив язык, я заставляю себя молчать. Если я выскажу ей, что думаю, то лишь навлеку на себя еще больше страданий.

Противно осознавать, насколько сговорчивой я стала, но через несколько мгновений я осознаю причину.

Страх.

Страх научил меня быть послушной, и от этой мысли мне становится вдруг так невероятно стыдно. Отец явно бы расстроился, увидев, насколько я стала податливой, и все ради того, чтобы не допустить ссор и войн.

Он всегда учил меня быть смелой, и все же Мерельде удалось сломить меня.

– Как там мой отец? – спрашиваю я, не в силах остановиться.

Руки мачехи на мгновение вздрагивают, прежде чем она отходит, чтобы положить гребень. Она не отвечает на вопрос, вместо этого снова принимается возиться с моими волосами.

Ее грубые пальцы касаются кожи моей головы, она собирает наверх и заплетает в косу часть волос, оставляя другую свободно струиться по спине и плечам.

– Вставай, – приказывает Мерельда, и я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на холод, который пробирает меня до костей. Она проходит в другой конец комнаты и отпирает маленький сундучок.

Вернувшись обратно, Мерельда сует мне в руки простую сорочку и платье. Я смотрю на них. Платье темно-коричневого цвета, такой оттенок только подчеркнет бледность моей кожи. Хотя, возможно, так и задумано.

Натянув сорочку через голову, я принимаюсь надевать платье и, оказавшись в нем, замечаю глубину выреза, когда Мерельда сзади начинает заниматься шнуровкой. Я тяжело дышу, пока она туго затягивает корсет, с каждым рывком заставляя мое тело подстраиваться под форму платья.

Повернувшись, я мельком вижу свое отражение в маленьком зеркале, висящем у двери. Платье плотно облегает тело, подчеркивая изгибы, о которых я даже и не подозревала, а грудь знатно показывается из глубокого декольте. Мое сердцебиение учащается, когда я осознаю, что почти все выставлено напоказ.

Одно неверное движение, и грудь вывалится наружу.

– Держи осанку, девчонка, – огрызается Мерельда. – А то подумают еще, что я держу у себя дома горбунов.

Я расправляю плечи, насколько могу, заставляя себя отвести взгляд от своего отражения, когда Мерельда снова начинает кружить вокруг меня.

На мгновение она сильно нахмуривается, прежде чем сделать шаг вперед и сильно ущипнуть меня за щеки. Мой удивленный взвизг, кажется, удовлетворяет ее, и она проводит руками по юбке.

– Надеюсь, сработает, – говорит она с разочарованным вздохом. – Вот была бы ты посимпатичнее и с грудью побольше… ну ладно, и так сойдет. Просто будем надеяться, что у него уже не такое хорошее зрение, чтобы все разглядеть.

Оглядев комнату, она внезапно начинает волноваться и суетиться, бранясь себе под нос.

– Ладно, теперь пошли, – рявкает она, хватая меня за запястье и волоча нас прочь из своей комнаты вверх по лестнице. – Жди здесь и не вздумай шевелиться, чтоб даже бровью не смела повести, поняла меня?

– Да.

Она посылает мне пристальный взгляд и проскальзывает в комнату моего отца. Прежде чем она закрывает за собой дверь, я успеваю мельком заглянуть внутрь, но там слишком темно, чтобы что-то рассмотреть. Сразу же после того, как дверь захлопывается, до меня доносится странный аромат.

Я хмурюсь, пытаясь изо всех сил вспомнить этот запах: есть в нем что-то знакомое. Когда-то я уже чувствовала его, но не могу вспомнить точно…

Прежде чем я успеваю углубиться в воспоминания, возвращается Мерельда с золотой бутылкой в руке. Без предупреждения она брызгает на меня тяжелый парфюм с ароматом розы, который носит сама. Я морщу нос, борясь с желанием чихнуть, и понимаю, что теперь нет никакой надежды распознать тот странный запах.