Поцелуй смерти

– У нас есть тяга создавать последователей, но мы сопротивляемся ей. Мы постоянно переезжаем с места на место и потому не привлекли к себе внимания никакого иного мастера. Мы не хотим воевать за территорию и не хотим, чтобы нас заставляли преклонить колени перед каким бы то ни было другим вампиром. Единственное, чего мы хотим – чтобы нас оставили в покое.

– Последователи у вас есть. Они убили двух сотрудников полиции. Один чуть не убил беременную бывшую жену, но мы ему помешали.

– Убили его, вы хотите сказать.

– Да, – кивнула я. – Хорошо, пусть убили. Но если снова надо было бы выбрать между ним и беременной женщиной, которая ничего плохого не сделала, только ушла от мужа-тирана, я бы опять поступила так же.

– Как и мы, – сказал Вайскопф. – Спасти женщину и нерожденное дитя – это был правильный поступок.

Я не смогла удержаться от гримасы:

– Рада, что вы это понимаете.

– Не удивляйтесь, Анита Блейк. Мы не против насилия для спасения невинных. Мы не полностью пацифисты.

– Рада слышать.

– У нас есть последователи, как они бывают у любого человеческого лидера, но мы не заставляем их перед нами склоняться. Мы не заставляем их приносить нам клятву. Тщательно следим, чтобы действовать только словами.

Я покачала головой:

– Вайскопф, любой мастер-вампир подчиняет себе меньших вампиров просто своим личным присутствием. Это вроде некоторого нематериального феромона.

– Вы лжете, – сказал он очень, очень уверенно.

– Вы не понимаете? Именно так мастер города узнает о присутствии на своей территории другого мастера. Они это чуют.

– Но ваш Жан-Клод нас не учуял.

Я постаралась придумать безопасный ответ.

– Это значит, что ваш Бенджамен очень стар и очень силен. Допустим, он искренне пытается не подчинять своей воле других вампиров. Допустим, он искренне верит, что всего лишь с ними разговаривает, всего лишь говорит им, что они заслуживают быть свободными от любого мастера.

– Это все, чего мы хотим для себя и для них. Свобода от веков диктаторского правления – это такая ужасная цель?

– Нет, – сказала я совершенно искренне. – Нет, Вайскопф, это прекрасный идеал, великий идеал.

Тут настал его черед удивиться.

– Не ожидал, что вы согласитесь.

– Я полна неожиданностей.

– Мне следовало это предвидеть, Анита Блейк.

– Анита. Просто Анита.

– Ваше дружелюбие меня не обманет, – сказал он.

– Да мне просто надоело слышать от вас «Анита Блейк, Анита Блейк». Все время кажется, будто учительница сейчас будет мне выговаривать.

Он улыбнулся и кивнул.

– Понимаю, Анита. Спасибо, что разрешаете называть вас по имени.

– Ради бога. Так вы и ваш мастер решили освободить низших вампиров от контроля мастеров?

– Именно.

– Я считаю, что вампиры – личности, Вайскопф, иначе бы не имела с ними любовных отношений. И не любила бы вампира. Или двух.

– Так как же вы можете тогда их казнить?

Я вздохнула, почувствовала, как у меня опустились плечи.

– У меня какое-то время длится небольшой кризис совести.

Дольф шевельнулся – почти незаметно, невольно. Мне стоило труда не повернуться к нему, не отвлечься от сидящего напротив человека.

– Значит, вы считаете себя их убийцей?

– Иногда.

– Всегда, – сказал он.

Я покачала головой:

– Я видела страшные вещи, сделанные вампирами. Я шла по комнатам, где под ногами хлюпала кровь жертв и пахло сырым мясом. – Он при этих словах вздрогнул. – Не считаю ликвидацию этих зверей убийством.

Он посмотрел на свои сцепленные на столе руки, снова на меня.

– Понимаю вас. Как тот, который пытался убить жену, Борс. Они поступали неправильно, их надо было остановить.

– Да.

– Вы убили бы человека, который такое делал?

– Мне случалось.

Вайскопф посмотрел на Дольфа:

– Ваши коллеги об этом знают?

Я кивнула:

– Далеко не все злодеи – вампиры. Иногда я помогала полиции искать и ликвидировать и этих.

Он прищурился, посмотрел на меня, такую циничную:

– У людей прав больше. Их нельзя просто так убивать?

– Оборотней вы считаете людьми? – спросила я.

– Закон дает им право на суд, если не выписан ордер на их ликвидацию. Как только ордер выписан, они такие же парии в человеческом обществе, как и вампиры.

– Так пытается ли Бенджамен освободить оборотней от власти вожаков стай?

Он на миг опешил, будто эта мысль ему никогда не приходила в голову. Я улыбнулась, но не слишком любезно.

– Все старые вампиры считают оборотней низшими существами. Животными, а не личностями.

Он был искренне взволнован, попытался было что-то сказать, передумал. И объявил:

– Я не могу обсуждать ваше обвинение. Нам не приходило в голову пытаться освободить их от гнета, потому что они животные, животным нужна строгость. Какая-то цепь, чтобы не сбесились и не порвали ни в чем не повинных людей.

– И вампирам тоже нужна, – сказала я.

– Это не так!

Он мотнул головой.

– Чушь, – ответила я. – Впервые вставшие так же звероподобны, как впервые перекинувшийся оборотень.

Я отодвинула воротник – показать шрам на ключице.

– Это был не вампир, – сказал он.

– Даю вам слово чести.