Поцелуй с дальним прицелом

– Да, «Шербур» марка известная, но несколько… консервативная, скажем так, – согласился Фримус. – Когда я был еще молод и проживал в здешних благословенных местах, у меня тоже был «Шербур». Но я с ним распростился при первой же возможности. И скорость не та, и выносливость, и дизайн… Завел себе для начала «Эгльон» – и этим немедленно завоевал сердце первой красавицы нашей школы. Кстати, я учился в той же средней школе в Нуайере, в какой, наверное, учитесь вы, – добавил он.

– В средней школе в Нуайере учится только Доминик, – с видом невероятного превосходства сообщил красавчик, окончательно уничтожая рыжего аборигена. – Женевьева из Дижона, а я так вообще из Парижа.

– А вы откуда, мсье? – промурлыкала восхитительная юная Женевьева и обратила на Фримуса убийственный взор своих лазоревых глазенок. Все это время она бросала оценивающие взгляды в сторону Алёны, разглядывая ее платье, ее серьги в виде позолоченных раковин (сногсшибательные, невероятные серьги, им немедленно начинали завидовать все женщины, которые их видели!), ее босоножки, ноги, исподтишка заглядывая в упомянутое декольте, словно пыталась узреть марку бюстгальтера (если кому интересно, это была «Fellina»), а теперь, насмотревшись, решила, что пора уничтожить соперницу (эта крошка явно была из тех, кто видит соперницу в каждой женщине), мимоходом разбив еще одно сердце – ее обаятельного собеседника.

Однако не тут-то было.

– Сейчас из Лондона, – холодно ответил Фримус и, не удостоив куколку даже взглядом, повернулся к Алёне: – А что это мы стоим? Вечеринка продолжается, вот и танцы начались. Вы танцуете, мадам?

И только сейчас Алёна поняла, почему так странно, так неспокойно бьется ее сердце: из открытого окна мэрии неслась громкая музыка, и это было не что иное, как румба «Amado mio», которую она раз сто танцевала с Игорем.

Это к вопросу о совпадениях…

Не сказать, что Алёна была такой уж замечательной танцоркой, с ее-то полным отсутствием так называемой двигательной памяти, однако обожаемый мальчишка, который был, как это ни странно, отличным, прирожденным педагогом, кое-чему ее все-таки научил. И сейчас она легко, радостно «повелась» вслед за Фримусом, который сунул свою шляпу Жильберу и свободно вывел Алёну на хип-твист, потом на веер-аллеману (ну, это детский лепет) с «хлыстами» (а вот это уже довольно высокий пилотаж), провел под рукой, ну а затем Алёна, у которой уже прошло первое изумление и включились рефлексы, изобразила сложный выход из «клюшки» с двумя спиральными поворотами и обходом вокруг партнера, который оказался тоже не промах, мигом понял, что надо делать, и не просто топтался в основном шаге, но изобразил очень выразительную «кукарачу».

«Свивлы» Алёна всегда любила, и сейчас они удались как нельзя лучше, что на месте, что на продвижение, и Фримус, у которого оказались железные руки, одобрительно сверкнул глазами. А уж «скользящие дверцы» она вообще обожала и сейчас выдала самый сложный вариант, который знала, с двумя поворотами и «кукарачей», и краем глаза видела, что и Фримус тоже вертится за ее спиной, входя в двойной спиральный… вот молодец, а?! Ну в кои-то веки Алёне не на занятиях, а на случайной тусовке попался партнер, который знает фигуры румбы, а главное – совершенно безошибочно чувствует партнершу и так бесподобно ее ведет! Разумеется, Фримус танцевал слабее профессионального «бальника» Игоря, однако как партнер был на голову выше. Он танцевал не ради демонстрации собственной несравненной красоты, а ради своей дамы, и Алёна просто-таки купалась в наслаждении любимыми движениями, любимой музыкой, сиянием глаз, так похожих, ну так похожих на любимые!..

Поэтому неудивительно, что они сорвали бурю аплодисментов, когда сладострастные стоны «Amado mio» наконец-то утихли. Оказывается, никто не танцевал: все смотрели на них, и на личике фарфоровой Женевьевы было выражение такой детской, такой наивной зависти, что Алёна почувствовала себя совершенно счастливой и поощряюще улыбнулась ей, словно говоря:

«Ничего, шери́, не горюй, у тебя еще все впереди, будущее за тобой, ты еще научишься и румбу танцевать, и презирать мужчин, даже самых любимых и вожделенных, а пока дай покуражиться красавице постбальзаковского возраста… напоследок! Под занавес, как принято выражаться».

– Merci, madame, – сказал Фримус, и не успела Алёна ответить непременным «Merci а vous», то есть «спасибо вам», он добавил: – А ведь вы были правы, когда сказали, что вам ни к чему услуги брачной конторы Николь Брюн, ныне мадам Понизовски. Вы и впрямь не способны приспособиться к мужчине, даже в танце. Первое ощущение партнера – что вас необыкновенно легко вести. А потом понимаешь, что ведете именно вы, а партнер танцует те фигуры, в которые вовлекаете его вы. Думаю, точно так и в жизни. Ваша слабость и податливость обманчивы…

– То есть… что вы… я не понимаю… – несвязно забормотала Алёна, а Фримус с холодной улыбкой сказал: