— Да. — Чарлз пнул ногой лежащего без сознания Рении. — Пойдем. — Он резко повернулся и застонал от боли в плече. — Черт знает до чего досадно! — Отвязав лошадь Рении, он хлопнул ее по крупу, и она резво побежала по дороге. — Думаю, этим дело не кончится, — задумчиво проговорил он. — Если Ренни не убить, то он может доставить нам всем еще немало хлопот.
— Он затаит обиду. Навсегда.
— По-моему, я сломал ему челюсть. Может быть, он теперь подумает, прежде чем снова на меня нападать.
— В следующий раз он не будет на тебя нападать, он просто застрелит тебя из-за угла.
— Я не могу жить в вечном страхе перед негодяями вроде Ренни. Что меня беспокоит, так это беззащитность Маргерит перед его происками.
— Мы не должны спускать с нее глаз, — мрачно подытожил Ник.
Чарлз вернулся домой и попросил камердинера обработать его синяки. Наконец, оставшись один, он вынул из кармана письмо Маргерит. Нетерпеливо сломав печать, он прочитал короткое послание.
Бессовестный Полуночный разбойник!
Признаюсь, мое сердце трепещет от ваших восторженных комплиментов. Я глубоко тронута, польщена вашим восхищением, но никогда не соглашусь встретиться ночью с незнакомым джентльменом. Вы заблуждаетесь, если думаете, что я могу пасть так низко, чтобы прийти к вам на свидание. Никакие льстивые слова не заставят меня изменить решение.
Маргерит.
Вздохнув, Чарлз сложил письмо. По правде говоря, он и не ожидал, что Маргерит ночью побежит на свидание с незнакомцем. Если бы она согласилась, это вызвало бы у него подозрения, но он должен что-то придумать, чтобы ее жажда романтической любви победила здравый смысл. Вот уж действительно задача! Вспоминая сверкающие глаза Маргерит и ее шаловливую улыбку, он сел за стол, чтобы сочинить ответ. И вспомнил о своих синяках. Черт побери, сколько дней пройдет, прежде чем они перестанут причинять ему неудобства…
Однако через пару дней Маргерит нашла в тайнике его письмо. Ее сердце замирало от волнения, когда она бежала по дорожке к дому. Закрывшись на ключ в спальне, она распечатала письмо и удивилась, увидев неуклюжий почерк, так не похожий на уверенный почерк воздыхателя.
Дорогая Маргерит!
Я в отчаянии. Я ранен и чуть не потерял надежду, что сумею написать вам о своей любви, но никакая боль не сможет меня остановить. Я пишу левой рукой, ибо вы должны знать, в каком я отчаянии от того, что не скоро увижу вас и не буду держать вас в своих объятиях. Я признаю, что тайное свидание на лугу было бы неприлично, но вы хорошо знаете, что я не могу появиться в вашем доме. Если бы ваше сердце смягчилось и мы встретились всего лишь один раз, чтобы я мог подарить вам букет полевых цветов и открыть свое сердце! Больше ничего. Обещаю, что не трону и волоса на вашей головке, хотя их сияющее золото снится мне по ночам.
Маргерит, улыбнувшись, прижала ладони к пылающим щекам. Негодяй был весьма искусным обольстителем, и его признание заполнило ее мысли и сердце. И ее сны.
Если она встретится с ним, он не удовлетворится цветами и разговорами. А разве не этого она хотела? Прижаться к его широкой груди и забыть обо всем хотя бы только на одну ночь и провести ее с человеком, который часами сочиняет оды ее красоте. Ночь блаженства с мужчиной, который не станет ее осуждать. Она сохранит эту встречу в тайне. Она продолжила чтение:
Я буду ждать вас через два дня, в десять часов вечера, когда взойдет полная луна, на лугу за рощей. Не бойтесь. Я буду ждать, пока солнце не окрасит своими лучами воды Даунса. Я буду ждать вас вечно, сердце мое.
П.р.
Она бросила письмо на кровать и, дрожа от возбуждения, раскинув руки, закружилась по комнате, воображая, что ее обнимают руки возлюбленного.