Поцелуй Раскольникова

– Кхе-кхе, извините… Я ведь где работаю? В училище военном, в душевой, сутки через трое (может быть, чаю хотите, нет? а то я быстро чайник. Он у меня, знаете, на магнитной воде чай, я его, чай, на магнитной воде завариваю… Я, это…). Ну да. Сыро там, простужаюсь на сырости. Мне Самсонов, это друг у меня, Самсонов, знаете, Самсон в Петродворце золоченый, так он, значит, мне, Самсонов, говорит: брось, Александр Степанович, все равно на пенсии, а я, нет, говорю, надо чем-то заниматься в жизни… чем-то этим, общеполезным. Как же я брошу? Нет, не брошу… А сколько мороки-то с ними, с курсантами!.. Я им мыло порежу, значит, хорошее, хозяйственное, разложу по местам, чтобы каждому на месте сразу кусок был, так ведь они его обратно никогда не положат, разбросают кто где, собирай потом. А я порядок люблю, чистоту, значит… А уж в раздевалке наследят – о-о-о! – это еще тот народ, не соскучаешься. Много работы. И главное что?.. Что главное? – Александр Степанович замолкает, задумывается над своим вопросом. – А что-что? Может, чайку, действительно? Вы-то, значит, муж как бы и жена, кхе-кхе, получается?..

– Муж и жена, – подтверждает Коля.

– Теперь колец не носят, – с грустью заключает Александр Степанович. – А я так все один и один. – И, будто изумившись сказанному, печально разводит руками. – Как видите.

– Послушай, – сказала Оля, когда сосед удалился на кухню. – Он похож на Варламова.

– На какого Варламова?

– На Варламова, актера, помнишь?

Она достала из чемодана папку с открытками – старые фотографии императорских театров.

Ах, Варламов! Ну да, он помнил, конечно. Однажды у них появились случайные деньги – непредвиденная премия за новый спектакль, кажется, так, – они зашли в магазин на Литейном и, повинуясь внутренним голосам, дружно приказавшим израсходовать всю сумму, купили открытки. Пока Александр Степанович погромыхивал за стеной чайником, Ольга, присев на корточки, раскладывала на сдвинутых стульях: Варламов в роли купца, выпячивает живот, украшенный драгоценностями, и хитро щурится, будто на солнце; Варламов, улыбающийся в наклеенные усы – пушатся аж до самого второго подбородка, – беззаботно поднимает стаканчик с вином за здоровье хозяев, при этом видно, как разъезжаются ножки венского стула под невообразимой тяжестью актера; Варламов в кресле, без грима.

– Знаешь, он еще ничего не говорил, только появлялся на сцене, а зрители уже смеялись. Он часто не помнил текста, импровизировал как бог на душу положит, актеры просто не могли с ним работать… (А он перебирает ее волосы, длинные, рассыпанные, густые, и видит, что глаза у нее закрыты.) Стоял на одном месте возле кулисы, а из-за кулис подсказывали… О трагической роли мечтал. Колька, ты ведь не знаешь, как я тебя люблю? Нет? Не знаешь?

– Чай, чай, – оповещал из-за двери Александр Степанович.

В чайном клубе № 3 (группа Артамонова) не было сахара. Пришлось идти в № 2, к программистам, но и там сахар кончался; в комнате Воздерженцева чай не пили (руководитель темы!), а потому Коля Касаев, Николай Николаевич, был командирован к «левым» товарищам.

Все сотрудники филиала (политические разногласия тут ни при чем) делились на «правых» и «левых». В лаборатории справа от лестничной площадки работали «правые», в лаборатории слева – «левые». На лестничной площадке, или, иначе, «на пятачке», курили. А когда курили – общались. Говорили о спорте, проблемах пола и аномальных явлениях в атмосфере. Сколь типично все это, столь же и непоказательно: болтовня за чаем или в курилке, естественно, не отражает истинного состояния умов и направлений коллективной мысли. Сатиру, по крайней мере, автор писать не желает.

– Автор? – переспросил Касаев. – Какой автор?

Но тот, всезнающий, уже растворился в воздухе.

Анна Тимуровна, дежурившая на «пятачке», с чувством пожимала Касаеву руку:

– Поздравляю, ты автор изобретения!

– Спасибо, Анна Тимуровна. (О том, что заявка прошла, он узнал еще на прошлой неделе.)

– Слышали? Касаев получил «красный угол».

– У тебя первая?

– Первая.

– Первая и с первого раза.

– Хороший аналог нашли.

– Аналог – великое дело.

Или нет. Без всяких рукопожатий. Очередь в отдел головных уборов еще велика, можно придумать другой вариант.

(«Извини, Оля».)

Пусть Анна Тимуровна схватит его за рукав.

– Стоп, Касаев! Давай стихотворение.

– Господь с вами. Я за сахаром.

– Кочергин родился. Надо поздравить.

– Не умею. (Он набирает код на двери «левых».)

– Врешь. Все ты умеешь. Сочини. («Ктт/ттК», – сработал электронный замок.)

– Марину попросите, она сочинительница.

– Эх, Касаев…

Марина будет сидеть в комнате Пирогова, будет, закинув ногу на ногу, перелистывать «Сельскую молодежь» 6. Кто такая Марина? Марина – это Марина.

– А где Пирогов?

(«Посмотри, красивая шляпа?»)

– А Пирогов-то где?

– А там, с паяльником, – взмах рукой в сторону приборов.

Допустим, обед, а Пирогов работает.

– Петрович, ты здесь?

(«Я тебе говорю, гляди: шляпа». – «Да, Оля, я вижу». – «Я мешаю тебе? Ты придумываешь?» – «Нет, Оля, я так».)