Поцелуй победителя

— Ну а я не нарочно помню. — Он окончательно повернулся к Кестрель. — Можно я задам тебе один вопрос?

Кестрель задумалась, охваченная сомнениями.

— Никаких сведений я не прошу, — поспешил добавить он. — Мне ничего не нужно. Я хочу понять. Но это совсем не то же самое, что просить об услуге… или об ответном чувстве. — Он замолк, столкнувшись с трудностью: ему хотелось говорить открыто, но даже родной язык порой подводит и искажает первоначальный смысл. — Ты можешь не отвечать.

— Да скажи уже.

— Ты не хотела говорить о том, чего не помнишь. Не задавала вопросов. Отказывалась слушать. Ты… — Он не договорил, но Кестрель мысленно закончила за него: «Злишься? Боишься?» — Ты действительно не хочешь знать? Или… ты не хочешь, чтобы я тебе об этом рассказывал?

— Можно я сперва сама задам вопрос?

Он растерялся:

— Конечно.

— Тогда в тундре ты сказал, что я оказалась в тюрьме из-за тебя.

— Да.

— Почему?

— Почему?..

— Ты выдал меня кому-то?

Он отшатнулся:

— Нет. Я не знал. И я бы ни за что тебя не предал.

— Тогда что ты сделал?

— Я…

— Я имею право знать.

— Ты солгала мне, — вырвалось у него. — Солгала, а я поверил. Я не просил тебя рисковать жизнью. Я вовсе этого не хотел. Ни за что, только не это. — Его губы задрожали, в широко распахнутых глазах читалось жгучее и болезненное чувство. — У меня много раз была возможность обо всем догадаться. Но я не сумел. Не остановил тебя. Не помог. Я тебя презирал.

— Я солгала, — повторила Кестрель.

— Да.

— Скажи мне — в чем.

— О боги! — Он запустил пальцы в волосы. — Ты соврала про договор. Согласилась выйти замуж за другого, чтобы добыть для меня эту бумажку! Ты пыталась спасти жителей восточной равнины, но не стала переубеждать меня, когда я обвинил тебя в их смерти. Ты поступила ужасно, эгоистично. Ты работала на Тенсена и скрывала это. Он тоже мне лгал, и теперь я начинаю ненавидеть его — за то, что позволял тебе рисковать, а себя — за то, что не понял. Ты пошла на предательство, Кестрель. Как ты на такое решилась? По закону тебя должны были казнить. — Его голос зазвучал ниже, глубже. — Самое ужасное… Я не знаю… Самое ужасное, что ты соврала мне о… — Недоговорив, он прерывисто вздохнул. — Ты очень долго лгала.

На несколько секунд повисло молчание. Помедлив, Кестрель произнесла:

— Я сделала все это ради тебя?

Он покраснел.

— Может, были и другие причины.

— Но тебя волнует именно эта.

— Да.

Кестрель не знала, что ответить. Странно говорить о собственных безрассудных поступках, которых не помнишь. Но наконец она разглядела его гнев, прятавшийся под поверхностью, и поняла, что злится не только она. Кестрель стало немного легче. Ее поступки были глупыми, но смелыми. Кестрель это осознавала. И теперь она понимала, как видит события ее спаситель и как тяжело ему с этим жить.

Кестрель с радостью и в то же время с болью узнала, что она не всегда была пустой скорлупкой. Но как разительно отличалась та смелая девушка от нынешней Кестрель, которая не могла даже долго держаться на ногах. В душе крутился водоворот эмоций.

— Теперь твой вопрос.

— Забудь.

— Нет, я отвечу.

Он покачал головой:

— Ты не обязана.

— Дело действительно в тебе. Ты прав, я не хотела, чтобы ты рассказывал мне о том, чего я не помню. Только не ты.

Он вздрогнул, но попытался скрыть это. К глазам Кестрель подступили слезы.

— Кто ты такой, чтобы знать обо мне больше, чем я сама? Почему только ты можешь рассказать мне, кто я такая? Откуда у тебя эта власть? Несправедливо, что ты такой. — Голос Кестрель надломился. — Что я такая.

Он переменился в лице:

— Кестрель…

Она задержала дыхание до боли в легких, не в силах произнести ни слова. Правда наконец открылась: Кестрель оказалась в тюрьме по собственной вине. Совершила неведомую фатальную ошибку. Арин так хорошо подходил на роль виноватого, что ввел ее в заблуждение. А виновата была сама Кестрель. Она одна.

Он потянулся к ней через стол. Ее ладонь казалась совсем маленькой по сравнению с его рукой, такой большой и теплой. Кестрель уставилась на нее, смахивая слезы, и снова увидела черную каемку на ногтях. Он кузнец!

Внезапное открытие заставило ее замереть. Кестрель вспомнила о кинжале у себя на поясе. Слезы моментально высохли. Она посмотрела на Арина, который казался таким юным, и в то же время слишком осторожным, обеспокоенным, неуверенным… Потом его лицо словно осветил луч.

— Возможно, — произнес он, — нам стоит попытаться быть честнее друг с другом.

Хотела бы Кестрель знать, что в ее глазах подарило ему надежду. Кого он видит перед собой?

— Арин, — произнесла наконец она. — Мне понравился кинжал.

Он улыбнулся.

13

— Теперь у них есть опорный пункт на юге, — вздохнул Рошар.

— Я в курсе, — ответил Арин.

— Странно, я уж думал, тебя теперь ничего не интересует, кроме твоего домашнего привидения.

— Перестань.