И я оценил, что король Ульвег обратился к нам не как к пратору и к воину Синода, а как к членам тайного ордена. Ну как тайного... О существовании ордена Пламени слышали даже в самой глухой провинции. Но никто, кроме посвященных, не видел в лицо его паладинов. Даже наш гость, Ульвег Эверосс, узнал о нас двоих только в день коронации и только потому, что Диодар был и его наставником тоже, а предыдущий король, отец Ульвега, так и умер в неведении.
Король, чуть склонив голову набок, так пристально рассматривал меня, что рука потянулась потрогать, не порезал ли я щеку во время поспешного бритья.
— Хотелось бы мне знать твое настоящее имя, вайр Арнар Раштан, и увидеть твое настоящее лицо, — сощурились пронзительные, как стальной клинок, серые глаза гостя.
А вот это вряд ли, — мысленно возразил я.
И дело даже не в том, что первая десятка вайров Синода по уставу обязана строго прятать свои лица под иллюзией даже перед ликом короля и в постели с женщиной. Исключение одно: Второй вайр, чья обязанность не столько тайная охота на нечисть, сколько работа с публикой, в том числе свидетельство в королевских и прочих судах, где закон запрещает давать клятву с иллюзорной внешностью.
А дело в том, что вернуть мой настоящий облик — это верная смерть. И не только моя. Не для того спас меня учитель и одарил дружбой и покровительством, чтобы я подставил его под удар. Его и мою кормилицу и няньку, мою названную мать, растившую меня до того, как наставник определил сироту в монастырское братство.
Не дождавшись нашей реакции, король отставил серебряный кубок из которого цедил вино — хинейское, судя по яркому, тяжелому и сладкому как южная ночь аромату, раздражавшему ноздри. Терпеть не могу этот модный при дворе напиток, хотя я, в отличие от Великого пратора, совсем не трезвенник. Ульвег поднялся из кресла.
— Я много думал после коронации, когда мне представили тебя не только как Первого вайра Синода, но и как паладина Тайного Пламени, — задумчиво сказал король, обходя меня по кругу. Остановился передо мной и посмотрел в глаза, и я отметил, что мы одного роста. — Я не мог понять, почему не чувствую твою искру, как чужую? Даже искру отца я воспринимал не так близко, а ведь у нас с ним одна кровь и один дар, пусть и очень слабый.
А вот это проблема. Мой дар отличался некоторыми необычными свойствами, о которых лучше никому не знать, кроме учителя. Особенно королю. Я коротко взглянул на Диодара, стоявшего за его спиной. Пратор еле заметно пожал плечами. Что ж, с этой стороны предательства я и не ждал. Тогда, может быть, Ульвег и в самом деле проявил какие-то особые способности?
— Ваше величество, — поклонился я, прижав руку к сердцу, — все дело в том, что вы стали одним из нас, паладинов Тайного Пламени, братом по духу, а в ритуале посвящения наша кровь и магия стали близки, как и бывает у кровных побратимов.
Ульвег почесал кончик носа, скептически поморщился:
— Тогда почему я не чувствую так же точно сиятельного пратора, нашего брата по духу Диодара?
— Неисповедимы лики Пламени, — пробормотал учитель. — Моя кровь стара, ваше величество, а с вайром Арнаром вы близки по возрасту, вот и эффект ярче.
— Я не люблю, когда меня пытаются обвести вокруг пальца, пратор, — резко развернулся к нему король. — Но я разберусь, в чем тут дело. А пока займемся тем, ради чего я пришел к вам тайно и в такой ранний час. Речь идет об аресте моего дяди, герцога Винцоне, — коротко пояснил Ульвег. — Я не могу рисковать троном, а дядя никак не может умереть, не примерив мою корону. Но он подал отличный повод для низложения его власти. Я только что подписал указ о брачном возрасте подданных, нарушение карается смертью. Вот вам копия, — молодой король положил на стол перевязанный золотой лентой свиток. — Через три дня у герцога Винцоне свадьба с малолеткой, его нужно поймать с поличным и казнить по этому указу.
— Но мы не гвардейцы, не стражники и тем более не палачи! — нахмурился великий пратор.
— Бросьте. А то я не знаю, что у вас самые лучшие воины в моей стране! — фыркнул Ульвег, но глаза его странно блеснули, и я понял, что ему очень не нравится, когда у кого-то в его государстве лучшие воины, чем королевская гвардия. — Я не могу отправить стражу за дядей, это будет означать гражданскую войну. У герцога слишком большая личная армия. От вас нужно только его арестовать и тайно вывезти из его гнезда в Дартауне, а уж дальше я как-нибудь сам справлюсь. Кроме того, друг мой, вы же не допустите, чтобы ваши жрецы в Дартаунском храме совершили преступление, нарушив мой новый указ? Вы только подумайте, как будет выглядеть в глазах паствы арест священников моими стражниками? Это не то зрелище, какое нужно народу.
Диодар медленно кивнул, соглашаясь.
— Я рад, что вы меня поняли, — блеснули в улыбке белые зубы молодого хищника. Хватка у нашего нового короля оказалась, несмотря на молодость, как у матерого зверя.
Что-то я даже забеспокоился за его жизнь: Синод не допустит такого давления. Но я еще не представлял, как далеко собрался зайти последний из Эвероссов.