Я заерзала от неловкости и хотела отвести взгляд, но Паулина смотрела мне в глаза пристально и неотступно. Она слишком хорошо меня знала. Я всегда умело прятала свои страхи от окружающих, острый язык и решительные поступки помогали мне в этом. Но только не от Паулины: слишком часто ей приходилось видеть, как я пытаюсь выровнять дыхание, стоя в темном коридоре цитадели после очередной стычки с книжником, который обвинял меня в нерадивости, скверном поведении и нарушении множества правил, исполнения которых от меня ждали. А сколько раз она заставала меня у окна спальни – там я часами стояла неподвижно, уставившись в пространство и смахивая слезы, после очередного резкого отцовского выговора. Наверняка, помнила она и случаи, когда я пряталась в гардеробную и запиралась изнутри. Я знала: Паулина слышит, как я плачу. В последние годы я все меньше отвечала требованиям – и чем больше меня одергивали, отчитывали, заставляли замолчать, тем больше я мечтала быть услышанной.
Паулина убрала руки.
– Полагаю, они оба в равной мере приятны на вид, – я старалась говорить равнодушно, но и сама услышала притворство в своем голосе. Правда же была в том, что оба они привлекали меня, каждый по-своему. Я ведь не мертвая. Но вчера, когда они вошли в таверну, хотя сердце мое и забилось учащенно, прежде всего я почувствовала, что их следует опасаться.
Паулина ждала, что я скажу что-то еще. Казалось, она не удовлетворена моим признанием, и я добавила еще кое-что, понимая, что буду об этом жалеть.
– Возможно даже, что я отдаю предпочтение одному из них.
Но я и сама не была в этом до конца уверена. То, что один из них показался мне более необычным, даже таинственным, еще не означало, что я отдала ему свое
Он шел за мной по пятам,
Паулина улыбнулась, перевязывая мою косу простой бечевкой. «Ваше высочество, вас ожидает ежевика».
Пока мы седлали наше ревущее трио, из таверны показался Каден. Утром Берди сервировала для постояльцев простой завтрак: твердые сыры, вареные яйца, копченая рыба, каша, лепешки, а в качестве питья вдоволь горячего цикория – все это раскладывалось на буфете. Гости вольны были взять, что хотят, и поесть здесь же или захватить с собой в дорогу. От Берди никто не уходил голодным – ни нищие попрошайки, ни принцессы, приблудившиеся к ней на черное крыльцо.
Я подтянула подпругу у Отто и стала проверять, как запряжен Нове, но сама незаметно из-под ресниц посматривала на Кадена. Паулина вдруг громко закашлялась, будто что-то попало ей в горло. Я бросила на нее сердитый взгляд. Она глазами указала на Кадена, который направлялся прямо к нам. У меня внезапно пересохло во рту, и я сглотнула, пытаясь хоть чуть-чуть смочить его. На постояльце была белая рубашка, он приближался к нам, ступая сапогами прямо в грязь.
– Доброе утро, дамы. Вы сегодня поднялись спозаранку.
– Как и вы, – откликнулась я.
После краткого обмена любезностями Каден сообщил, что встал рано, чтобы уладить кое-какие дела, из-за которых, вероятно, еще на несколько дней задержится на постоялом дворе – но что это за дела, объяснять не стал.
– Вы и в самом деле торговец пушным товаром, Гвинет не ошиблась? – спросила я.
Он улыбнулся.
– Вообще-то, она совершенно права. Шкурки мелких зверьков. Обычно я торгую южнее, за Пьядро, но хочу попытать удачи на севере – может, цены там повыше. Наблюдательность вашей подруги достойна похвалы.
Значит, я ошиблась. Он все же торгует мехами. До чего же обманчива бывает внешность.
– Да, – кивнула я. – Гвинет удивительно догадлива.
Каден отвязал лошадь от коновязи.
– Надеюсь, когда я вернусь ближе к вечеру, у вас освободится комната получше.
– Вряд ли, скоро ведь праздник – вступила в разговор Паулина. – Но в других гостиницах в городе могут найтись номера.
Он помолчал, будто мысленно перебирая остальные возможности, а его глаза задержались на мне на миг дольше, чем можно было выдержать, не смутившись. При свете дня его пшеничные волосы блестели, а темно-карие глаза оказались насыщенного теплого цвета недавно вспаханной земли с бронзовыми крапинками – и все же под видимой безмятежностью определенно проглядывало беспокойство. Короткая щетина на подбородке Кадена зазолотилась на солнце, и я сама не заметила, что рассматриваю его красиво очерченные губы, пока на них не появилась довольная усмешка. Я поспешно переключила внимание на Нове, чувствуя, что покраснела.
– Я останусь здесь, – ответил он наконец.
– А ваш друг? Тоже остается здесь? – спросила я.