— Разве твои родители не разошлись два года спустя?
Я киваю.
— Однако я думаю, что их брак уже держался на соплях, когда она была беременна. Я редко видел их вместе.
— Ты думаешь… — она прерывается, не в силах произнести слова.
— Что она изменила ему? Что это были не его дети? — я пожимаю плечами. — Может быть. Но это всё и не здесь и не там. Это все просто... ушло.
Она шумно выдыхает.
— Это трудно принять, Ричард.
— Никто не знает об этом, кроме Фредерика. Не думаю, что это важно.
— Это важно, — говорит она.
Я всё ещё не понимаю, как, но где-то в глубине своего сознания я, должно быть, тоже верил, что это важно, иначе я бы не стал делиться этим.
— Значит, ты больше всего любишь своих сестер?
Она проводит пальцами по своим блестящим каштановым волосам.
— Не могу представить, что могу любить кого-то больше, чем их.
— Ты ведь понимаешь, что Лили любит Лорена больше всех на планете? Если бы им обоим поставили ультиматум: кислород или кто-то из них, я уверен, что они выбрали бы задохнуться.
Она размышляет над этим секунду, её брови задумчиво сдвинуты.
— Я не прошу тебя любить меня, — говорю я ей. — Думаю, мы оба достаточно умны, чтобы выбрать кислород.
Она опускает глаза и поджимает губы.
После целой минуты молчания она говорит: — Я бы выбрала смерть, если бы это означало, что мои сестры смогут жить. Ты думаешь, что это глупо, но иногда любовь стоит каждого глупого выбора, который ты совершаешь, — она спрыгивает с островка, — о, и ты мой номер три.
— Я уже превзошел Поппи? — я борюсь с зарождающейся улыбкой.
— Я вижу её реже, чем тебя.
Я обнимаю её за талию.
— Не порть момент, — вздыхаю я, слегка целуя её шею.
Моя рука опускается к её спине, и я оставляю её с последним поцелуем в лоб, который кажется более искренним, чем все остальные.
— Вы околдовали меня душой и телом.
Она сверкает глазами.
— И
Я ухмыляюсь.
— Что? Я думал, что мы намеренно используем клише.
— Тогда, наверное, в следующий раз цитируй книгу, а не фильм.
Я театрально вскидываю бровь и произношу: — Ты пронзила мою душу. Я наполовину мучаюсь, наполовину надеюсь, — я качаю головой. — Звучит не так эффектно, дорогая.
С ее губ срывается смех.
— Возвращайся к работе. Увидимся утром. А подожди, — притворно удивляется она, — уже утро. Увидимся, когда снова пересечемся.
Я смотрю, как она идет к лестнице, ее прекрасная круглая попка подпрыгивает на фоне шелкового халата.
— Почему ты уверена, что мы пересечемся? — спрашиваю я, прежде чем вернуться к своему ноутбуку. Она гипнотизирует меня, приклеивая к этому месту.
Она оглядывается через плечо, её шелковистые волосы украшают её прекрасное лицо.
— Потому что, — говорит она, — мы всегда это делаем.
14. Роуз Кэллоуэй
Я не стала возвращаться ко сну. Я решила принять душ, пока весь дом не проснулся. Ванная — это мой ад. Думаю, это третий или второй круг. Скотт Ван Райт, дьявол под маской, прочно стоит в первом.
Кафельная стена высотой в грудь
Я моюсь быстро, но у меня есть определенный распорядок: потереть под ногтями, по крайней мере, дважды, сполоснуть, нанести шампунь, смыть, нанести кондиционер, повтор. Я уже закончила с этими этапами. Но мне ещё предстоит сделать другие.
Я ставлю ногу на ручку горячей и холодной воды и брею ногу. Я медлю, чтобы не порезать лодыжку или колено.
И тут дверь распахивается.
Я опускаю ногу, и тёплая вода льется на меня из душевой лейки.
За это время я внезапно осознаю, что из всех людей живущих здесь я хотела бы, чтобы это был именно он, поэтому я буду надеяться лишь на него. Даже если это отвлечет его от его бизнес-проекта.
Я ненавижу, что меня привлекает мужчина, который считает, что любовь — это всего лишь слабость. Но я также обожаю то, что в мире нет никого, хоть отдаленно похожего на Коннора Кобальта.
И он есть только у меня.
Когда я поднимаю глаза,
Я должна проигнорировать его и просто вернуться к бритью, но я не могу снова привести в движение свои напряженные мышцы.
Мне также не следует наблюдать за ним, но я быстро сканирую его черты. Беспорядочные светлые волосы, вымытые до блеска, покрытая щетиной челюсть и покрасневшие из-за раннего утра глаза.
Он сплевывает в раковину, и его взгляд встречается с моим, когда он вытирает рот полотенцем.
— Да?
— Я ничего не говорила.
В моем голосе нет ни капли доброты. Я не знаю, как разморозить лед, прилипший к каждому слогу, даже если бы захотела.
— Ты пялишься.
Этот факт дает ему разрешение опустить взгляд на запотевшее стекло душа.