— Моя самая странная фантазия? — повторяю я, изучая его так, словно он самый интересный экземпляр во всей Вселенной. Для меня он определенно таким и является. Когда я внезапно обдумываю свой ответ, то бледнею. Я даже и близко не
— Нет, — говорит он, не облегчая мне задачу. Он кладет руку мне на затылок, и мы оказываемся так близко друг к другу, что его грудь касается моей. Коннор делает глубокий вдох, и мое тело приближается к нему. Напряжение нарастает, скручивая меня в тугую нить, а между ног начинает пульсировать от желания его прикосновений. Он целует меня в уголок губ. — Ответь мне, — бормочет он низким, хриплым голосом.
— Объясни, что для тебя означает «странный», — выдыхаю я.
Он куда-то дел свою бутылку вина. И меня это даже не волнует.
— Странный — значит, выходящий за рамки нормального, по традиционным стандартам общества.
Да, моя фантазия определенно отклоняется от нормы. Я думала о ней несколько раз до этого, и я понятия не имею, почему она меня так заводит.
— Меня не должно это так возбуждать.
— Позволь мне судить об этом, — он снова убирает волосы с моего лица, пока его пристальный взгляд медленно скользит по каждому дюйму моего тела, согревая меня сильнее, чем алкоголь.
— Я думаю, что моя фантазия странная даже по твоим меркам.
Он перестает гладить меня, приподнимая брови. В его взгляде сквозит чистое любопытство.
— Теперь ты обязана мне рассказать.
— Я представляю тебя, — мой голос замирает.
— Хорошо. Продолжай.
Я шлепаю его по руке.
— Я тоже тебя представляю, — говорит он. — С тех пор, как мне исполнилось семнадцать.
— Правда?
— Это несправедливо по отношению к другим людям, с которыми я был, но ты всегда была для меня самым очаровательным человеком. И никто не мог бы с тобой сравниться в моей голове.
Перефразировав его слова, я слышу:
— Я представляю нас с тобой.
— Я так понимаю, мы к чему-то приближаемся.
Я свирепо смотрю на него.
— Мы можем пропустить это, если ты не хочешь услышать продолжение.
— Роуз, — ласково говорит он, — я бы просидел здесь еще восемьдесят лет, слушая, как ты говоришь. Я люблю звук твоего голоса и каждое сказанное тобой слово.
— Значит, ты любишь мой голос, но не любишь меня?
Он крепче сжимает мою попку, и у меня перехватывает дыхание.
— Может, это
Я на самом деле смеюсь.
Он улыбается вместе со мной.
— Расскажи мне, — шепчет он, щекоча мое ухо. — N’ai pas peur.
Я сглатываю.
— Мне это, возможно, не понравится, даже, несмотря на то, что я об этом фантазировала.
Он стонет, наполовину от разочарования, наполовину от возбуждения. Его дыхание более затрудненное, чем раньше.
— Ты убиваешь меня.
Я ощущаю, как твердеет подо мной его член. И мне очень, очень нравится эта власть.
— Может быть, тогда мне стоит растянуть интригу и
—
— Я хочу оказаться у тебя в голове, — честно говорю я, алкоголь делает свое дело, когда я провожу руками по его груди, расстегивая пуговицы его белой рубашки.
— Ты уже почти полностью там.
Это
— Я всегда сплю, когда это происходит, — я не отвожу от него взгляда. Остаюсь сильной. Я могу рассказать ему о своей фантазии. Могу сделать это, не мешкая, как трусиха. — И просыпаюсь от того, что ты толкаешься… в меня... — я замолкаю, пытаясь прочесть выражение его лица, но оно остается пустым.
Я не могу сказать, считает ли он меня странной или нет.
Его рука поднимается от моей шеи к затылку, и он целует мои неподвижные, застывшие от испуга губы, прежде чем прошептать:
— Я делал гораздо более странные вещи, Роуз, — я слышу улыбку в его словах и сразу же расслабляюсь. — Твоя очередь, — говорит он. И вот так просто он отмахивается от этого, позволяя мне больше не беспокоиться о рассказанном.
Мне понравилось делиться с ним своими фантазиями, быть более открытой в сексуальном плане. Я думаю, что могла бы чаще этим заниматься. Это не так уж и трудно.
— Правда или действие? — спрашиваю я, мои костяшки пальцев белеют от того, как сильно я сжимаю бутылку текилы, пытаясь сдерживать свою реакцию на его прикосновения.
— Правда.
— Что тебя возбуждает больше: мое тело или ум?
Его взгляд скользит к моей груди, в то время как рука скользит вверх под моей ночной рубашкой, останавливаясь на моей попе, чуть выше линии трусиков.
— И то, и другое в равной степени.
Если бы я не была так опьянена его присутствием и алкоголем, то заставила бы дать мне однозначный ответ, но я спускаю это на тормозах.
— Правда или действие? — спрашивает он.