С этими словами она открывает дверь душа и оставляет меня с новым вызовом. Но я был бы с ней и без всех этих испытаний: всех этих обручей, через которые она заставляет меня прыгать. Я действительно наслаждаюсь ими.
Но больше всего я наслаждаюсь ею.
16. Коннор Кобальт
.
Я опаздываю.
И я, блять, это ненавижу. Даже имея законное оправдание — пять часов лекций в Уортоне и еще двухчасовая деловая встреча в Нью-Йоркском ресторане — я все равно расстроен. Время непоколебимо, непрерывно и, несомненно, раздражает. Как бы сильно я ни старался, оно не подчиняется моей воле.
Пробки на пути из Нью-Йорка в Филадельфию только пробуждают мое разочарование. Мужчина на зеленом грузовике слева от меня жмет на гудок так, как будто шум волшебным образом освободит перегруженную автомагистраль. Я сдерживаю желание опустить стекло и напомнить ему, что он не Моисей и магии не существует.
Пощипывая переносицу, я перечитываю последнее сообщение.
Сегодня вечером в эфир выходит первый рекламный ролик реалити-шоу. И Роуз уже готова к тому, что я его пропущу. Для большинства людей опоздать на какой-то дурацкий тридцатисекундный телевизионный промо-ролик не имеет большого значения. Они бы даже не обратили на это внимания.
Но для меня это не нормально.
Все, что для этого нужно — один момент. Один единственный момент, на который я опаздываю уже как десять минут, мог бы все изменить. «Что если» в нашей жизни не является чем-то невозможным. «Что если» — это как параллельные пути, которые могут пересечься. И в один момент «что если» может стать фактом.
Скотт Ван Райт — это «что если».
Если бы я не услышал, как включился душ, как бежит вода по трубам через стены и потолок, я бы никогда не поднялся наверх. Если бы я не хотел сказать Роуз, чтобы она возвращалась в постель и приняла душ попозже, я бы никогда не услышал голоса Скотта и Роуз через дверь ванной.
Что если бы я никогда не вошел в ту ванную и не прервал то, что могло бы произойти?
Образ Скотта, пристающего к Роуз, разрушает все остальные образы у меня в голове. Из-за него мое пребывание в машине, а не рядом с ней, кажется настолько болезненным.
Еще один гудок прерывает мои мысли. Я ускоряюсь и сокращаю небольшое расстояние впереди, чтобы успокоить мудака позади меня. Мой взгляд перемещается на знаки съезда с автомагистрали, и слова сливаются вместе настолько, что их почти невозможно прочесть. Я моргаю и пытаюсь сосредоточиться, но это практически не помогает.
Я начинаю ощущать последствия 36 часов без сна. Для меня ночь — это ночная смена. Проекты для занятий. Деловые переписки по Cobalt Inc. Все, что требует моего внимания. Конечно, я и раньше работал по ночам, но у меня есть правило — никогда не превышать 36-часовый лимит без сна. Отсутствие сна снижает эффективность работы мозга.
Вот что я получаю, отказавшись от своего лимузина с водителем. Я мог бы вздремнуть на заднем сиденье, пока Гиллиган вез бы меня в Филадельфию. Но с того момента как начались съемки, я решил, что сам сяду за руль серебристого седана. Мне, может, и предоставлена такая роскошь, но я много работаю для этого. И если бы всем в шоу показали, как меня возят на лимузине, то все бы подумали, что я ленивый сукин сын.
Мои глаза закрываются, и я чувствую, как усталость давит на мышцы. Я принимаю сознательное решение осторожно свернуть на следующем съезде и припарковаться перед аптекой.
Я достаю телефон и захожу внутрь здания.
— Мне нужно, чтобы ты прописал мне Аддерол, — говорю я в трубку. Мои мокасины стучат по кафельному полу, и сотрудница аптеки бросает на меня прищуренный взгляд. В своих черных брюках и белой рубашке на пуговицах я больше подхожу для Уолл-Стрит, чем для придорожной аптеки.
— Нет, — Фредерик даже не колеблется. — И в следующий раз, когда позвонишь, можешь начать со слова
Я скриплю зубами, останавливаясь перед полкой с противоотечными средствами. Фредерик был моим психотерапевтом со времен развода моих родителей. Как сказала моя мать:
Фредерик учился в колледже по ускоренной программе, и я познакомился с ним, когда он окончил медицинскую школу всего в двадцать четыре года. У него был этот дух. Он жаждал знаний и был полон той страсти, которую уже утратили другие тридцатилетние и сорокалетние психиатры, с которыми я встречался. Поэтому я выбрал его.