Поцелуй навылет

Феликс попытался посмотреть ей в глаза, но у него ничего не вышло.

— Как о ком? — спросил он.

— Твоя очередь, — пробормотала она. Мысли о Джин погрузили ее в трясину жалости, вины и привязанности. Бедная Джин, с сочувствием подумала Фоби, вспоминая, как она была расстроена своей неудавшейся вечеринкой и их ссорой.

Феликс в задумчивости наблюдал за ней, прежде чем выпить свой горький, прозрачный напиток истины.

— Ты когда-нибудь влюблялся в своих девушек? — перебила она Феликса, с трудом сдерживая смех.

Феликс пожал плечами:

— Смотря, что ты считаешь любовью.

— Не увиливай от ответа. — Фоби попыталась посмотреть ему в глаза так, чтобы не заметить короткой рыжей челки. — Если тебе нужно объяснять, что такое любовь, то ты никогда не испытывал ее.

— Тогда ты права, — проговорил он, понизив голос. — Мне кажется, я еще никогда никого не любил.

Фоби с недоверием уставилась на него. Что-то в его неподвижной челюсти и сощуренных глазах сказало ей, что она грубо коснулась обнаженного нерва.

Фоби с облегчением вздохнула, когда Феликс доставал из кармана джинсов смятые банкноты, чтобы оплатить счет.

Снаружи было очень тепло. В воздухе стоял неприятный запах, как от младенца, которому давно не меняли подгузник. Немногочисленные машины, проносящиеся по улице Сен-Дени, принадлежали посетителям ночных клубов, которые возвращались домой. На улицах остались только самые выносливые проститутки, кутавшиеся в свои длинные пальто поверх яркого нижнего белья, за отсутствием клиентов.

Фоби направилась налево, Феликс направо.

Она шла неверной походкой в том направлении, где, как ей казалось, находилась ее «дыра», застегивая не на те пуговицы свое кожаное пальто, когда услышала проклятия Феликса, которому пришлось разворачиваться и догонять ее.

Ей удалось не врезаться в фонарный столб, и она осторожно обошла мусорный контейнер, прежде чем услышала его шаги.

Фоби как раз проходила мимо чернокожей, мрачной девушки, закутанной в искусственный розовый мех, с тяжелыми металлическими цепочками на ногах, когда Феликс поравнялся с ней. Обхватив ее длинной рукой за плечи, он прижал Фоби к сырой двери, от которой исходил неприятный запах, и поцеловал ее.

Чувствуя отвращение и возбуждение в равной степени, она отпрянула он него.

— Здесь пахнет сексом.

Феликс продолжал касаться шеи Фоби, прижимаясь губами к ее губам.

— А мы разве нет? — Он подтолкнул ее к стене своим телом. — Признайся, Фоби, в мыслях мы весь вечер занимаемся любовью.

Текила не самым лучшим образом повлияла на самоконтроль Фоби. На этот раз она не смогла сдержаться и рассмеялась.

— Что? — Феликс отпрянул, ошеломленный такой реакцией. — Что случилось?

Продолжая смеяться, пока у нее не показались слезы на глазах, Фоби отошла от него и направилась вперед по улице, едва переставляя ноги.

— В мыслях мы весь вечер занимаемся любовью… — хихикала она, вытирая слезы. — В мыслях… Где ты этого набрался, Феликс? Нет, не говори… Из последнего фильма Шерон Стоун, да?

Она оглянулась, чтобы посмотреть на него, и заметила, что он по-прежнему стоял у двери.

— Нет, ты прав, слишком много разговоров. Может быть… — Она замолчала, когда внезапно поняла, что ситуация совершенно не казалась ему забавной.

Это все от текилы, подумала она со свинцовой тяжестью на сердце. Она напилась и не подчинялась указаниям Саскии, высмеивая его. Саския предупредила, что она ни в коем случае не должна смеяться над ним, но она забыла об этом в своем бурном веселье. Этот великолепный рыжеволосый парень, который говорил избитыми фразами, был в действительности тем великолепным, язвительным блондином, которого она собиралась проучить, а не хихикать над ним с задней парты.

— Что с тобой происходит? — прошептал он из мрака. Его голос шипел, как проколотая шина. — Ты лжешь мне, ты преследуешь меня, ты игнорируешь меня, ты целуешь меня так, как будто тебе отказывают легкие, ты подставляешь меня, ты набрасываешься на меня. Черт возьми, во что ты играешь, Фоби?

Она закусила губу. Подумай немного, Феликс, захотелось ей крикнуть. Это так же очевидно, как нос на твоем лице. Ты делал это с женщинами всю свою жизнь. И их было не девять, а намного, намного больше.

Он шагнул из тени и подошел к ней.

— Ты мне очень, очень нравишься. — Его голос звучал не совсем отчетливо. — Черт, прости меня, я понимаю, что «нравишься» не самое удачное слово, но я хочу сказать… Проклятье! Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Нет, не понимаю. — Фоби почувствовала твердую почву под ногами, с трудом веря тому, что безупречно отлитая маска тщеславия и самодовольства дала еле заметную трещину.

— Ладно, я все скажу, если тебе так хочется знать. — Он попытался улыбнуться. — Ты умная, ты очень, очень сексуальная, и ты чертовски упряма. Мне кажется, что я уже давно так не преследовал женщину. Но если ты думаешь, что я тупица и невыносимо банален, — ты весь вечер вела себя так, словно я тебе лгал, — то лучше скажи мне об этом сейчас. Если ты хочешь только посмеяться надо мной, то я уйду прямо сейчас без единого слова.