Поцелуй навылет

Сжав банку кока-колы с такой силой, что она помялась, Феликс больше не сделал ни одного движения.

Думая, что это был очередной непредсказуемый поворот сюжета, почти все гости с ожиданием посмотрели на Фоби. Она завладела нужным вниманием аудитории. Единственным человеком, который не смотрел на нее, был Феликс. Фоби сделала еще несколько шагов, чтобы находиться на одинаковом расстоянии от него и от Саскии.

Он продолжал неподвижно смотреть на банку кока-колы. Она быстро отвела взгляд, зная, что не сможет пройти через это, если будет смотреть на его реакцию, не сможет произнести слова, которые Саския заставила ее выучить.

— Феликс Сильвиан, — медленно сказала Фоби, — полное дерьмо.

Сообразив, что она говорила не о выдуманном персонаже, несколько человек начали удивленно переговариваться приглушенными голосами.

— Он разрушает людей ради своего удовольствия, — продолжила она. — Что было бы достойно дьявольской зависти, если бы он не был таким жалким и не способным ни на что другое.

Из-за напряженно поднятых плеч Феликса на нее с изумлением смотрел Манго. Восторженная улыбка исчезла с его лица, как отпущенная тетива лука, когда он внезапно понял, что Саския заставляла Фоби сделать.

— Феликс соблазняет и уничтожает, — продолжила она помертвевшим, как у одурманенного морфием пациента, голосом. — Вооружившись широкой улыбкой и маленьким скользким членом, он укладывает в постель девушек, которые с радостью слушают его остроумные реплики, а затем говорит им, что они шлюхи. Возможно, иронично. Определенно, печально. Без всякого сомнения, трагично — смотреть на то, что у него получилось. Единственный опыт, который хочется забыть.

Когда Фоби сделала паузу, чтобы набрать в грудь воздуха, кто-то засмеялся. Феликс взглянул на нее в первый раз с того момента, как она вошла в комнату, и сразу пожалел, что сделал это. Она снова зачесала назад волосы, подкрасила губы и еще темнее подвела горящие зеленые глаза. Она была такой высокой, спокойной и уравновешенной в своем потрясающем платье. Между поднятым подбородком и расправленными плечами ее длинная шея казалась тонкой, напряженной дугой гнева. И она намеренно не смотрела на него.

— Я была достаточно невезучей, чтобы стать одним из трофеев Феликса, — продолжила Фоби, рассматривая лица своих зрителей. — Последние недели он называл меня стервой, сукой и шлюхой. Не особенно оригинально, но кажется, Феликсу проще запоминать короткие слова. Он трахался со мной в темноте, а иногда и при свете, так что я могу с точностью сказать, когда он кончает — хотя, хватит и простого счета до десяти. Он так изворотлив, что может поцеловать собственную задницу, а теперь это окажется для него полезным, потому что я больше не собираюсь этого делать. Мне надоело смотреть, как он любуется своим отражением в серебряной ложке, с которой он родился, и я ухожу.

«Остановите меня!» — беззвучно кричала она. Перестаньте смеяться, смотреть, шептаться и упиваться зрелищем. Просто остановите меня, ради бога. Останови меня, Дилан.

Но он зажег еще одну сигарету и с мучительным молчанием посмотрел на Феликса, не делая ровным счетом ничего.

— Я хочу, чтобы он исчез из моей жизни, — продолжила Фоби. Каждое слово жгло ее сердце, словно раскаленное железо. — Он чертовски настойчив, но с меня хватит его больного недалекого ума и отсутствия мужества.

«Возрази, Феликс! Ради бога, скажи что-нибудь. Защищай себя».

— Он больше не нужен мне, — сказала она срывающимся голосом. — Он глуп, он тщеславен, он неудачник и он слишком сильно любит себя, чтобы обращать внимание на других. Он думает, что женщин можно поставить наравне с использованным презервативом — трахай их и бросай их, вот его девиз. Утоли зуд и вышвырни суку. Но есть одна сука, которая сделает это первой. Мой девиз — избавляться от неудачников.

Она взглянула прямо на него, отчаянно желая спровоцировать реакцию, но когда посмотрела в эти мучительно несчастные глаза, единственная реакция на ее слова возникла в ней самой. Ей следовало быстро уйти, пока она не сломалась.

Направляясь к двери, Фоби задержалась у человека, которого любила больше всего на свете, и обнаружила, что не может видеть его из-за слез.

— Прощай, Феликс, — сказала она, пытаясь сдержать дрожь в голосе. — Я это сделала.

Оказавшись за дверью, она бросилась прочь от радостных возгласов и аплодисментов и так быстро распахнула следующую обитую сукном дверь, что она ударила ее по лицу. Спотыкаясь вошла в пустую кухню, открыла дверь чулана и подхватила на руки радостную Яппи. Отворачиваясь от теплого языка, Фоби распахнула дверь в сад и побежала по траве, сбрасывая туфли и чувствуя, как ноги утопают в росе. В конце сада она перебралась через железное ограждение и бросилась вперед по заросшей травой дороге, спотыкаясь на бегу и не замечая боли, когда ей в пятки впивались острые камни, а кусты ежевики царапали ноги.

Через десять минут она мчалась по подъездной аллее, посыпанной крупным гравием, который ранил подошвы ее ступней. Аллея казалась бесконечной, но Фоби слепо бежала вперед на приглушенный лай собак.

43