Я отошел в сторонку и стал ждать. Может, опаздывает. Не знаю, как в Канаде дела обстоят с пробками, но, живя в Нью-Йорке, я привык к тому, что никто и нигде не оказывается вовремя. Подождать пару минут вообще не вопрос. Я не нервничал, не злился. Вообще ничего такого. Я был настолько спокоен, что даже вытащил из кармана телефон и написал маме, что я хорошо добрался. Больше делать было нечего. Я купил попить и стал – с нарастающим беспокойством – наблюдать за людьми.
Может быть, Закари решил подождать снаружи? Я сомневался, стоит ли мне выходить из зала прилетов, но в итоге рассудил, что в таком небольшом аэропорте мы с ним вряд ли разминемся. Я взял свои вещи, вышел на улицу, встал к шершавой оштукатуренной стене у входа в аэропорт и стал ждать, ждать, ждать… Черт подери, неужели он про меня забыл? Со злости я пнул стоящее рядом мусорное ведро. Оно повалилось, и на асфальт вылетело несколько пустых пакетов из-под фастфуда и журнал, с обложки которого мне улыбнулось лицо канадской принцессы. Заголовок под ним гласил:
Какая гадость, меня аж затошнило. Я с отвращением отвернулся и застыл. Позади меня перед входом стоял высокий мужчина с коричневым плюшевым медведем в руке и изучал план аэропорта. Темные волосы были заплетены в длинную тугую косу, но мое внимание почему-то привлекли морщинки вокруг его глаз.
Это был Закари. Сердце у меня екнуло. Я только и мог что смотреть на него, стараясь контролировать выражение своего лица. Я не знал, что испытаю, когда увижу его, но в данный момент во мне поднималась смесь волнения и обиды. Часть меня – б
– Кингсли? – спросил он низким, теплым голосом.
Этот голос был одновеменно и очень знакомый, и какой-то чужой. Как смутное, ускользающее воспоминание.
– Привет, Зак, – сказал я.
Решил, что не буду звать его отцом, так как он перестал им быть, когда исчез из нашей нью-йоркской квартиры.
– Кинг, – повторил Зак, приближаясь ко мне широкими шагами.
На нем был черный костюм. Интересно, он сразу после работы приехал или одевается так в свободное время?
– Привет, – сказал я сдержанно и, надеюсь, сохранив непроницаемый вид.
Мой отец – то есть Зак – остановился передо мной, теребя медведя в руке, как будто и сам не знал, что ему в этой ситуации делать. Подать мне руку? Обнять меня? Пока неловкость не зашкалила, я принял решение за него и просто слегка кивнул. Закари улыбнулся, и морщинки вокруг его глаз углубились. Он казался одновременно напряженным и довольным, а когда подошел еще ближе, положил мне руку на плечо и слегка сжал. От этого прикосновения я замер.
– Вот это да! – удивленно сказал Зак. – Ты так вырос. Когда я тебя видел последний раз, ты мне едва до груди доставал.
– Да. Вот так живешь себе, живешь, ешь, воду пьешь, солнышко на тебя светит… а потом бах, и вырос на две головы.
Черт, что это за бред? Откуда это вылезло? Правда, Закари, похоже, не так легко было смутить или же он умело притворялся, потому что его улыбка стала только шире. Он откашлялся и протянул мне медведя.
– Вот, это тебе. Я думал… Просто я тебя так давно… Я не знал, что тебе принести. Извини.
Я посмотрел на плюшевого медведя. Только теперь я заметил, что он не новый. Одного уха нет, в нескольких местах заплатки. Зак смущенно откашлялся.
– Это был твой медведь. Я его тебе подарил, когда ты родился. Я хранил его все это время на случай, если ты придешь ко мне. Но теперь он тебе, наверное, уже не нужен?
Последний вопрос он задал так, что я сразу понял: надеется, что я сейчас с энтузиазмом кинусь на этого медведя, но, блин, на кой черт он мне сдался? Я хотел одного – вернуться в Нью-Йорк, и чтобы мой полет в Канаду остался в прошлом как короткий и неудачный эксперимент. Между нами повисла тяжелая тишина. А вместе с тишиной еще и медведь. Неловкость определенно затянулась.
– Все в порядке, – сказал я и взял медведя. – Он мягкий, мне нравится.
– Так что, тогда… – Зак снова откашлялся и кивнул в сторону парковки. – У меня до завтра выходной. Хочешь сначала вещи закинуть или перекусить?