– Ты, Алешенька, не думай, смерти я не боюсь. Люсеньку только жалко – тридцать третий годок ведь уже пошел, а ума как у маленького ребенка.
«Это она обо мне, что ли? Вот зараза, даже знает, сколько мне лет. Ему-то об этом зачем говорить! Теперь будет считать меня старухой, – невольно огорчилась Мила. – Пока не выяснится, что я не какая-то там Люська, а Мила Миланская. Хотя возраст у меня от этого точно не изменится».
– И давно это с ней? – спросил Алексей, видимо, чтобы поддержать разговор.
– А вот как десять исполнилось, сны Люсеньке начали сниться, заговариваться стала. Утром, как проснется, ко мне бежит, радуется, смеется: «Бабушка, бабушка, меня скоро заберут отсюда, я здесь только временно. И я – это совсем не я, а только моя оболочка. А на самом деле я не сирота, у меня есть родители, и они меня очень любят. Я живу с ними в большом городе с высокими домами, там по улицам ездят красивые машины и народу везде полным-полно. У нас большая квартира с дорогой мебелью, там много цветов. Бабушка, вот увидишь, меня скоро заберут отсюда». И так почитай каждый божий день. Если бы она только мне рассказывала. А то ведь всем подружкам, соседям, учителям в школе. Потому и стали ее считать деревенской дурочкой.
«Она и есть дурочка: придуманное выдавать за действительное! Кому же это понравится? Видимо, нажилась сиротой, вот и сочинила про себя чудесную сказочку», – посочувствовала вдруг Люсеньке Мила, очень удивляясь себе, так как она никогда и никого в жизни не жалела, кроме себя, любимой.
– Без этих ее ненужных откровений во всем другом – нормальная девочка, – продолжала старушка. – Я попросила ее не рассказывать больше никому о своих придумках, иначе в больницу заберут и закроют там на всю оставшуюся жизнь. Послушалась, затаилась: испугалась очень. Стала такой, как прежде, только замкнулась в себе. А ведь моя Люсенька школу закончила с золотой медалью, – похвасталась старушка и замолчала, тяжело вздыхая.
«И это она про меня знает. Вот ушлая старушенция, – удивилась Мила. – А впрочем, тех, кто об этом не знает, на свете гораздо меньше, чем знающих. И почему бы этой Люське также не окончить школу с золотой медалью? Мало ли какие совпадения бывают в нашей непредсказуемой жизни. Вот попала же я сюда – сама не знаю куда, и какие-то параметры совпадают с Люськиными… Только что-то их слишком много: внешность, возраст, золотая медаль. Надеюсь, эта Люська не окончила Оксфордский университет, отделение политики и международных отношений, как я? – спрашивала себя Мила, не находя объяснения происходящему. Ей не нравилась параллель, которую она усматривала между собой и ненормальной девушкой. – Проснуться бы уже скорее! Так не хочется возиться с этой мистической историей. Проснуться и навсегда забыть о жутком сне, где я – совсем не я, а какая-то деревенская сумасшедшая».
– Люсенька скоро успокоилась, стала веселой, жизнерадостной. И сны ее больше не мучили. Веришь, она ведь у меня педагогический институт закончила, на психолога выучилась.
«Теперь все ясно! – снова позлорадствовала Мила. – На кого же ей, сумасшедшей, учиться, как не на психолога? Но лучше было выбрать медицинский и учиться на психиатра: и себя бы лечила, и других психов. Ладно, хоть одно отличие у нас с ней появилось, иначе тут с ними и в самом деле превратишься в сумасшедшую Люсеньку. Интересно, а как же она в институт-то поступила с этакой дуростью?»
– Правда, училась она заочно, – между тем продолжала старушка. – Перед поступлением медицинскую справку ей выдали, что она здорова. Так она и была здорова после моего лечения. Честно тебе скажу, Алешенька, я в своей жизни на всяких дураков насмотрелась и только диву даюсь: почему они среди нормальных людей проживают? А мое лечение ей очень помогает, ты даже не сомневайся. Скольких я людей-то за многие годы вылечила! Так вот мы и жили – счастливо и спокойно. Люсенька училась и работала, на жизнь нам хватало… Да только беда приключилась на мою седую голову. – Старушка заплакала. – Что-то сердце стало часто прихватывать. Ты мне дай, Алешенька, отвар там, в кружке на полке, да водичку запить, а то сильно крепкий получился.
Послышался шум наливаемой воды. Миле совсем не нравилось то, что сейчас происходило. Если это сон, все исчезнет само собой. А если не сон? Почему они упорно принимают ее за Люсеньку, деревенскую сумасшедшую? Если, допустим, предположить, что разговор лишь для того и ведется, чтобы его услышала она, Мила, то можно сделать неутешительный вывод: затеян он специально, с целью убедить ее в том, что она и есть та самая ненормальная девушка, о которой идет речь.