Поцелуй Крови

— Как можно поступить так с кем-то? Как можно жить, зная, что ты мог помочь кому-то и не сделал этого? Персонал, слуги… они поколениями служили этой семье. В той гостиной было много гражданских. Они пришли туда, по словам доджена, потому что строители знали о потайной двери и погнали народ в ту комнату. Они стучали по панелям, просили пустить, когда дом заполонили лессеры… я знаю это, потому что много тел валялось у стены. Но нет, они оказались недостаточно хороши, недостаточно важны, недостаточно достойны.

О… Боже.

Единственные слова в ее голове… потому что она тоже знала историю. Пэйтон поделился с ней ужасным рассказом во время одного из долгих, длиною в день телефонных разговоров, спустя примерно месяц после того, как они с отцом укрылись в убежище. Первый сын, средняя дочь, мать и два дальних родственника заявили, что вернулись из поездки и обнаружили резню… но, может, они изначально были там?

И они исчезли. Скорее всего, нашли новое убежище далеко от Колдвелла.

— Так или иначе, у меня на них свои планы. Когда я доберусь до них.

Пэрадайз закрыла глаза.

— Не все аристократы — зло.

— Когда тебе каждую ночь приходилось слушать рассказы своего отца о том, что они обращались с ним, как с дерьмом, в то время как он просто пытался прокормить семью честной работой? Сложно найти сочувствие… и это было еще до того, как они обрекли на смерть моего отца, мать и сестру.

— Мне жаль.

— Все хорошо.

Нет, ничего хорошего.

И она нисколько не удивилась, когда он резко сказал:

— Мне пора. Нам нужно поспать.

— Да. Да, конечно. — Пэрадайз вцепилась в телефон, пытаясь придумать, что сказать. — Я…

— До завтра.

Бип.

Убирая телефон от уха, Пэрадайз уставилась на трубку. Разумеется, номер не сохранился, потому что звонок шел по линии из учебного центра, такой же частной и защищенной, как в доме для аудиенций.

Но она бы не перезвонила ему, даже если бы могла.

Отложив телефон, Пэрадайз уставилась в другой конец комнаты, ее красивой, декорированной комнаты в кораллово-розовых тонах, с шелковыми шторами с кисточками и коврами ручной работы. Она не могла винить Крэйга за его мысли и чувства. Она бы чувствовала то же самое. Но это не решение — искать какого-то парня, чтобы убить его в отместку за смерть родных. Или женщин.

Ну, по крайней мере, она надеялась, что это не его решение.

Раса видела уже много смертей. Должен ведь быть иной способ, чтобы искупить такую несправедливость?

Когда ее телефон снова завибрировал, Пэрадайз, подскочив, ухватилась за трубку. Номер не определен. Он? Снова?

Отвечая на звонок, она прошептала:

— Алло?

Секунда молчания. Как и в первый раз.

— Прости, — выпалил Крэйг. — если ты не заметила, то я хреново выражаю эмоции. Ты не виновата в том, что произошло со мной.

Она облегченно выдохнула.

— Я так рада, что ты перезвонил. Я не ожидала этого от тебя.

— Я тоже.

— Как думаешь, ты вообще сможешь заснуть?

— Сейчас, когда снова услышал твой голос? Может. Я попытаюсь.

— Крэйг…

— Что?

Пэрадайз затеребила кружевной край покрывала, осторожно выбирая слова.

— Ночь набегов… я не говорю, что мужчина или кто бы это ни был, запершийся ото всех, был прав. Вовсе нет. Но зуб за зуб… это варварство.

— Так было принято в Старом Свете.

— Мы давно покинули материк. Времена изменились. Подумай обо всех преобразованиях, отмена рабства крови, равенство для женщин и гражданских. Ты не должен забывать произошедшее, не нужно прощать… но не обязательно убивать в ответ.

— Это не будет убийством. Месть за погибших родных.

— Но как еще назвать хладнокровно обдуманное стремление лишить жизни? — Она говорила тихо и спокойно. — Я не хочу спорить с тобой, правда. И я не стану притворяться, что знаю, каково это, потерять семью… — Она прокашлялась, когда перехватило дыхание. — Я не могу представить этого. Но если ты исполнишь задуманное, то станешь убийцей. Ты ничем не будешь отличаться от лессеров.

Повисло долгое молчание. Но по отсутствию щелчка Пэрадайз знала, что он не повесил трубку.

— Сострадательней тебя я никого не встречал, — сказал он, наконец.

— Не правда.

— Правда. Пэрадайз, ты — хороший человек.

— Не возноси меня на пьедестал. Моя репутация безнадежно испорчена.

— Сомневаюсь.

Пауза. Потом:

— Хорошего сна? И если ты очнешься посреди дня, почувствовав чьи-то руки на своем теле, знай, что это я. По крайней мере, в моих снах.

— Ты вгоняешь меня в краску.

— Хорошо. А когда окажемся в классе, я постараюсь не пялиться на тебя все время.

— Не перестарайся.

— Тебе нужно оберегать добродетель, — сейчас его голос стал серьезным.

— Моя добродетель, моя проблема. Не твоя.

Крэйг недовольно заворчал:

— Я позвоню завтра в семь. Поднимешь гребаную трубку.

Пэрадайз рассмеялась.

— Тебе уже говорили, что ты — доминант?

— Нет, потому что я никого не слушаю.

— Значит, если я скажу, что ты также обалденный, то ты снова бросишь трубку?

— Вероятно.

— Ладно, тогда хорошего дня, и ты обалденный… — она резко села, прижимая трубку к уху. — Стой, мне не померещился твой смех?

— Померещился. Не было такого.

— Лжец. — Она улыбнулась так широко, что заболели щеки. — Ты смеялся. Только что.

— Это был не смех.