Поцелуй Крови

И да, вау, в настоящий момент здесь была всего одна женщина, не считая ее. И судя по ее широким плечам и круче-только-яйца выражению на сухощавом лице, наверное, она подходила для этой программы больше, чем большинство мужчин.

Потирая вспотевшие руки о бедра, Пэрадайз встряхнула с себя чувство разочарования. Этот мужчина, Крэйг, приходивший в дом для аудиенций за заявлением, не был среди группы.

Но, да ладно, оно и хорошо. Он заполонил ее мысли сразу же, как подошел к ее рабочему столу… а ей нужно все внимание, чтобы пройти через это.

Если, конечно, сегодня вечером их ждет что-то большее, нежели вечеринка с канапе.

Где все Братья? — гадала она.

Она уловила движение краем глаза и повернула голову. Один из мужчин запрыгнул на козла и сейчас медленно вращал нижней частью тела, удерживая вес на массивных руках. Его ладони с глухими ударами приземлялись на кожаные подушки с постепенно нарастающим темпом.

— Неплохо… — пробормотала она, наблюдая, как стремительно вращаются сильный торс и ноги вокруг перекладины.

Он ни разу не сбился. Ни разу. И чем дольше он крутился, тем сильнее она убеждалась, что ей стоило провести в качалке последние восемь лет, а не восемь недель. Если остальные кандидаты были как этот парень? Она в заднице.

Но не одна она казалась запуганной. Весь класс перестал бесцельно прохаживаться и уставился на него, завороженный превосходным представлением в пустой части зала.

Бамс.

Она обернулась на звук закрывавшейся двери… и охнула, не успев сдержаться.

Вот он, тот, кого она ждала, кого надеялась увидеть снова.

Когда мужчина подошел к стойке регистрации, Пэрадайз ухватилась за свои убранные в хвост волосы, какие-то связанные с эстрогеном рецепторы забились в панике и перешли в режим шестнадцатилетнего подростка.

Выше. Он был намного выше, чем она помнила. И шире… его плечи растягивали огромную толстовку с эмблемой «Сиракуз» до пределов. На нем снова были синие джинсы, в этот раз другие, но с похожими дырами и потертостями, что и предыдущие. На ногах — сбитые и грязные Найки. Кепки в этот раз не было.

Реально клевые темные волосы.

Он недавно подстригся, бока были почти выбриты, она могла видеть кожу черепа под короткими темными волосами вокруг ушей и на затылке, макушка была достаточно короткой, чтобы волосы стояли торчком. Его лицо… ну, едва ли казалось сногсшибательным для всех остальных, нос крупноват, подбородок слишком острый, глаза посажены слишком глубоко, чтобы хоть немного казаться дружелюбными. Но для нее он был Кларком Гейблом; он был Марлоном Брандо; он был Скалой; он был Ченнингом Татумом.

Он казался ей настолько красивым, словно она была под алкоголем, какие-то химические процессы внутри нее преображали его в нечто большее, чем он являлся на самом деле.

Сделав глубокий вдох, Пэрадайз попыталась уловить его запах… и почувствовала себя маньячкой.

Ну, она таковой и была.

Когда его сняли на фото, мужчина повернулся к толпе, скользнув взглядом по собравшимся, его лицо ничего не выражало. Она смутно осознала, что встречавшие их доджены собрали их вещи и сейчас уходили… вместе со слугами, что разносили подносы — они, наверное, отправились за провиантом.

Но будто ее это волновало?

Посмотри на меня, она посылала свои мысли мужчине. Посмотри на меня…

И он посмотрел.

Его глаза скользнули по ней мельком… но потом вернулись. По всему телу Пэрадайз пробежал заряд тока, и она…

В спортзале разом погас свет.

Стало темно.

Хоть глаз выколи.

***

В это время, в клинике Хэйверса, Марисса бы упала, не прислонись она к стеклянной стене.

Особенно когда наблюдала, как ее брат натягивал белую простыню на застывшее лицо женщины.

Дражайшая Дева-Летописеца, она не была готова к гнетущему безмолвию смерти… к тому, как по приказу Хэйверса все остановились, сигнал тревоги выключили, все попытки были прекращены, и жизнь покинула тело женщины. Она также не была готова наблюдать, как убирают оборудование, которое поддерживало ее жизнь: одну за другой вытаскивали трубки из груди, руки и живота, а потом сняли схемы, следящие за показателями сердца. Последними убрали компрессионные гетры с ее худеньких ног.

Марисса быстро заморгала, наблюдая за нежными руками медсестер. Они были аккуратны с пациенткой после ее смерти, так же, как и при жизни.

Когда персонал начал расходиться, Мариссе хотелось поблагодарить женщин в белых халатах и скромных скрипучих тапочках. Пожать им руки. Обнять.

Но Марисса оставалась на месте, парализованная ощущением, что не должна была стать свидетелем этой смерти. Здесь должна быть ее семья, подумала она. Боже, как же отыскать ее родных?

— Мне так жаль, — сказал Хэйверс.

Марисса уже собиралась спросить, о чем он сожалеет… когда поняла, что он обращался к своей пациентке: ее брат склонился над кроватью, положив руку на плечо, укрытое белой простыней, его брови были низко сведены над очками в роговой оправе.

Выпрямившись и отступив назад, он поднял очки и, казалось, стер слезы с глаз… но, повернувшись к ней, он был предельно собран.

— Я позабочусь, чтобы с ее останками поступили должным образом.

— Что ты имеешь в виду?