Поцелуй койота

– Просто пытаюсь добавить пикантности нашим отношениям, – отозвался Дин. – Впрочем, не бери в голову. – Он указал подбородком на дверной проем, в котором исчезла миссис Кин. – Выпивка в доме. Никакой религиозной фигни на виду. Все эти разговоры про секс. Ты уверен насчет возрождения в вере?

Сэм опустил взгляд на папку в руках, поворошил бумаги:

– Здесь написано, Кины пятнадцать лет состоят активными прихожанами Церкви баптистов «Живое Слово».

– Пятнадцать лет, – эхом откликнулся Дин.

Миссис Кин вернулась со стратегической дозой чистого бурбона на три пальца в квадратном бокале толстого стекла. Опрокинув в себя больше половины янтарной жидкости, она проплыла к лоснящемуся кожаному дивану – не села, просто стояла рядом.

– Вы рассказывали… – подбодрил Дин.

– Правда? – миссис Кин выглядела озадаченной и чуть встревоженной, будто проснулась в незнакомой постели.

В конце концов она села.

– Вы рассказывали, – напомнил Сэм, – что вам кажется, будто в последний раз вы видели своего мужа пятнадцать лет назад.

– Точно, – припомнила она. – На следующий день после Дня рождения Ритчи, – она заглотила остатки бурбона. – Той ночью Дэвис пошел на работу, как обычно, но вернулся совершенно другим человеком. Замкнулся. Он больше ни разу ко мне не притронулся.

Она потрясла головой, перекладывая пустой стакан из одной руки в другую. Дину стало ее очень жалко: совершенно одна в идеально чистом доме, таком же пустом, как ее стакан.

– Я знаю, что-то случилось той ночью, – продолжала она. – Но он никогда не говорил об этом. На следующий день он заставил нас всех покреститься. Я не возражала, потому что так легче, чем пытаться отговаривать его, хотя я никогда не была верующей. С его похорон я не была в церкви. Гроб, разумеется, был закрытый, потому что голову так и не нашли, – она внезапно взорвалась горечью и злостью: – В смысле, для чего? Чтобы послушать горстку самодовольных лицемеров, которые скажут, что на то была воля божья? – она издала задушенный жесткий звук, который, вероятно, задумывался смешком. – Божья воля? Я не хочу иметь ничего общего с богом, позволяющим подобному случаться с его последователями.

«Леди, – подумал Дин. – Вы и половины не знаете».

? Кастом – транспортное средство, изготовленное в единственном или крайне малом количестве экземпляров.

? Джеймс Крокетт и Рикардо Таббс – детективы, герои сериала «Полиция Майами: Отдел нравов».ГЛАВА 5

Пограничник Мануэль Леон не знал, как относиться к новому напарнику. Чарли Химес был порядочным парнем, но чересчур сдержанным: не шутил попусту, не говорил ни слова, если дело не касалось работы или ответа на прямой вопрос. Он был единственным черным в команде Рио-Тихуаны, да к тому же старше всех на добрый десяток лет. А Леон оказался самым младшим. Они были, словно Матт и Джефф[1]: Химес высокий и тощий, а Леон низенький и плотный. Командир прозвал их Рокки и Буллвинклем[2]. Но, несмотря на непохожесть, они неплохо работали вместе вот уже четыре дня. Химес ввел его в курс дела, и хотя Леон предпочел бы напарника, с которым можно иногда подурачиться, Химес был метким стрелком, завоевал черный пояс по бразильскому джиуджитсу и провел больше всех арестов в подразделении. Он был в лучшей форме, чем половина мужиков вдвое его младше. Леону могло повезти меньше.

Их участок Тихуаны и рекой-то выглядел только с натяжкой – скорее грязный ручеек химических отходов и неочищенных сточных вод, бегущий по широкому бетонному каналу, испещренному дохлыми псинами, палеными шинами и использованными шприцами. Вонь была кошмарная, но это никогда не мешало попыткам пробраться сквозь грязь на американскую сторону. Химес утверждал, что постепенно к запаху привыкаешь, хотя Леону верилось с трудом. Никаких душей в мире не хватало, чтобы вымыть память об этом благоухании из его головы.

Вскоре после полуночи они заметили троицу торчков, сбившихся в кучку на американском берегу реки. Мужчина в футболке с нечитаемым логотипом дэт-метала[3] и грязных джинсах, с длинными спутанными волосами и многочисленными ярко-красными пятнами саркомы Капоши[4] на лице и руках. Две женщины. Одна чересчур полная и до боли молоденькая – ребяческая черно-розовая футболка с паршивым рисунком «Хелло, Китти»; сильно раздутый живот, выпирающий между краем футболки и обвисшим поясом рваных розовых леггинсов; блеклые розовые волосы, на добрый десяток сантиметров черные от корней; мертвые, полные безнадежности глаза. Лет шестнадцать максимум. Если она пользуется одним шприцом и черт знает чем еще с приятелем, то, скорее всего, уже ВИЧ-положительна. Леон понадеялся, что она просто толстая, а не беременная. Вторая женщина была в толстовке с поднятым капюшоном (черные вьющиеся волосы выбивались по краям), джинсах и пыльных туристических ботинках. Видимые участки кожи казались мертвенно бледными на резком натриевом свету. Первые двое полностью увлеклись чем-то, наверное, готовили героин, но женщина сидела неподвижно, словно изваяние, и, казалось, наблюдала за пограничниками.