Поцелуй койота

Идея была ужасной с самого начала. Ужасной, потому что сердце Рены разобьется вдребезги, если она узнает, и еще потому, что он был выше по званию. Обвинение в неподобающих сексуальных связях было серьезным для части, которую все еще более, чем на восемьдесят процентов, составляли мужчины. Но даже осознавая возможность из-за столь опрометчивого поступка потерять семью и работу, он просто не мог оторваться от СиДжей: в дешевых мотелях, на заднем сиденье внедорожника и даже – в одном памятном случае – в мужской уборной стрелкового полигона. Он думал о ней практически каждую минуту каждого дня. Он думал о ней, когда думать по идее полагалось о том, как бы не попасть под пулю. Он думал о ней прямо сейчас, наблюдая, как она с напарником, бывалым пограничником Дэвисом Кином, ставит машину в нужную для перехвата позицию. Салазар знаком дал им добро и вскинул винтовку на плечо, прикрывая, и глядя на внедорожник сквозь инфракрасный прицел. В обоих случаях при аресте Глазастый сломя голову бросался в кусты, причем оба раза спотыкался и шлепался мордой в землю, не преодолев и сотни метров, так что взять его было легко. Салазар мог побиться об заклад, что на этот раз случится в точности то же самое. Можно подумать, что-то пойдет по-другому. Фиг вам. Он взглянул на часы. Скорее всего, упечь Глазастого в кутузку, а так же оформить и подготовить к депортации страдающих от жажды нелегалов получится еще до трех утра, а значит, у них с СиДжей останется целых три часа до того времени, как придется возвращаться к спящей жене и детям.

Кин выехал на дорогу, загородив путь фургону, а СиДжей врубила прожектор, и голос Кина загремел в громкоговорителе, приказав Глазастому держать руки на виду и не делать резких движений. Ясное дело, тот распахнул дверцу и драпанул в кусты. Салазар не стал утруждать себя стрельбой: куда забавнее было посмотреть, как он помчится и упадет. Кин неспешно отправился следом. В инфракрасном прицеле СиДжей – ярко-белым нечетким силуэтом – запрокинула голову и расхохоталась. Салазар вспомнил, как она точно так же запрокидывала голову, оседлав его. Он вытер потную ладонь о штанину форменных брюк и вернул палец на спусковой крючок.

СиДжей обошла фургон, осмотрела обмотанный цепью засов и внезапно отступила, положив ладонь на рукоять пистолета в кобуре. Сердце зачастило, ощущения внезапно обострились, а все мысли об анатомии СиДжей вымыло потоком адреналина. Что-то серьезно не так – он печенкой чуял.

– Говори, СиДжей, – он тут же пожалел, что обратился к ней не по фамилии, как к любому другому товарищу в команде, но был слишком обеспокоен ее безопасностью, чтобы волноваться о чересчур фамильярном обращении на открытой частоте. – Какого черта там творится?

– Похоже на… – отозвалась СиДжей. – Как будто у него там… какое-то животное…

На заднем фоне Салазар услышал перепуганные вопли. Фургон закачался. СиДжей выхватила пистолет и сделала еще один шаг назад:

– Боже, что…

– Оставайся на месте, Хогеланд! – Салазар уже наполовину бежал, наполовину съезжал по пологой насыпи к фургону. – Кин, бросай Глазастого. У нас тут ситуация посерьезнее!

– Я на него только-только наручники нацепил, – отозвался Кин.

– Оставь! Потом подберем.

Именно тогда дверь кузова сорвало с петель, и она повисла на цепи. Что-то выскочило из внутренностей фургона и повалило СиДжей, что-то вроде громадной тощей собаки, но что бы это ни было, его оказалось до странного трудно разглядеть. Создавалось впечатлений, что очертания его не были отчетливыми, а бешено прыгали и менялись. А еще оно излучало волны ярости, как пустынная дорога в полдень. Салазар попытался взять его на мушку, но сосредоточиться оказалось почти невозможно, за глазными яблоками нарастала ноющая боль. Он видел только СиДжей, которая лежала на песке, запрокинув голову, как она делала, когда смеялась, когда занималась с ним любовью. Только теперь гладкая крепкая шея была разорвана, редкая алая дымка поднималась на тем, что было лицом, а тело все еще пыталось втянуть воздух через перебитое дыхательное горло. А потом вдруг эта жуткая первобытная ярость переметнулась на него.

Салазар успел выстрелить дважды, прежде чем тварь напрыгнула и выдрала винтовку у него из рук.

***

Глазастый стоял на коленях в песке, руки его были скованы за спиной. Он поверить не мог, что все случилось именно сегодня ночью. В Финиксе была одна белокурая стриптизерша, которая – он не сомневался – при следующей встрече обязательно бы сдалась. Он ей действительно нравился – не так, как другие парни в клубе. Она явно уважала его за репутацию и связи с Las Maras[1]. И хотя утверждала, что такого не делает, наверняка передумала бы, увидев толстенькую пачку денег, собранную за последний переход. Не говоря уж о восьмушке кокаина в качестве чаевых. La pinch? Migra[2]. Они, должно быть, тоже бы не отказались.