Поцелуй или смерть

— А-а-а, — протянул Менделл. — Хорошо.

Некоторое время звонок продолжал звонить, потом все стихло. Галь взяла в свои ладони лицо Менделла. Глаза ее были беспокойными.

— Барни, ты странно ведешь себя!

— Я чувствую себя смешным, — признался Менделл.

В комнату вошел Андре и сообщил мистеру Эбблингу:

— Некий инспектор Карлтон в сопровождении лейтенанта Роя, сэр. Они желают поговорить с вами и с мистером Менделлом.

— Остановите эту проклятую музыку! — взорвался Эбблинг.

Андре выключил телевизор, и в наступившей тишине Барни отчетливо услышал биение своего сердца и дыхание Галь у своей груди. Эбблинг с трудом встал.

— Барни, подождите меня здесь. Из комнаты не выходите. — Судья повернулся к Андре. — Вы сказали им, что мистер Менделл здесь?

— Нет, сэр. Я только сказал, что пойду узнаю, сможете ли вы принять их.

— Хорошо. Если вас спросят, то вы не видели мистера Менделла. Поняли, Андре? Миссис и он уехали в неизвестном направлении в новое свадебное путешествие.

— Слушаюсь, сэр.

Эбблинг посмотрел на Менделла.

— Вы и Галь подождите меня здесь. Пусть никто из вас не выходит из комнаты. Предоставьте действовать мне.

— Да, сэр, — пробормотал Менделл.

Эбблинг удалился из комнаты вместе с Андре, который старательно закрыл за собой дверь. Галь прижалась лицом к груди Менделла.

— О, Барни, я тебя так люблю. Почему это происходит с нами? Мы могли бы быть так счастливы!

«Могли бы» — прошедшее время от «мочь». Менделл достаточно долго учился в школе, чтобы помнить это. Он крепко обнял Галь.

— Ты мне солгала, да? Ты веришь, что я убил эту девушку?

— Барни, я ничего не соображаю. Я больше не знаю, что и думать.

Они продолжали сидеть, прижавшись друг к другу, пока не вернулся Эбблинг. Лицо судьи было таким же белым, как и его рубашка. Он закрыл дверь салона, прислонился к ней и посмотрел на Менделла.

— Я сейчас сделал нечто такое, чего не делал никогда в жизни, — сказал он. — Я потерял свою репутацию. Карлтон приехал за вами, Барни. Вы теперь обвиняетесь в убийстве первой степени и, следовательно, вы сами это понимаете, не подлежите освобождению под залог. — Лицо судьи перекосилось как от боли. — Но я объявил Карлтону, что вас здесь нет, что я постараюсь связаться с вами, уговорить вернуться и отдаться в руки полиции завтра утром.

— И он тебе поверил? — поинтересовалась Галь.

— Думаю, что да, — ответил Эбблинг. — Да, я уверен в этом.

— Почему? — спросил Менделл. — Почему вы солгали ради меня.

Эбблинг пожевал свою погасшую сигару.

— Потому что я люблю вас, Барни. Потому что я считаю, что вы попали в скверную ситуацию. Потому что я знаю, что вы не убивали эту девушку…

— Откуда вы это знаете?

— Дело в том, что, несмотря на ваше неустойчивое состояние и прогнозы доктора Гарриса об имеющейся у вас тенденции к преступлению, этот акт насилия совершенно не вяжется с вашей натурой.

— Нет! — воскликнул Менделл. — Нет! За исключением того случая, когда я свернул шею попугаю!

— Верно, — ответил Эбблинг. — Я забыл об этом.

Менделл выпрямился в кресле, пытаясь разглядеть дверь за Эбблингом.

— А кто теперь звонит?

— Какой звонок? — удивилась Галь.

Глава 16

Их апартаменты не изменились после отъезда Менделла. Они состояли из большой комнаты, будуара и ванной. В спальне, с шелковыми обоями на стенах, стояла огромная кровать и золоченая клетка с желто-зеленым попугаем, что производило впечатление декорации. Менделл сел на край кровати, куря ту сигару, которую он считал сигаретой, и стал размышлять. Он спрашивал себя, может ли разум мужчины время от времени терять свою ясность.

— Забудь его! — кричал попугай. — Ты прекрасна, прекрасна, прекрасна! И ты моя, вся моя!

— Я охотно обошелся бы без птицы, — сказал он Галь.

Галь закрыла клетку черной материей.

— Я огорчена, Барни, — казалось, она была готова сделать все, чтобы только доставить ему удовольствие. — Мне не надо было покупать другого попугая после того… Ну, словом, после того, что произошло…

— Ну, говори же: после того, как я убил твоего попугая, — произнес Менделл.

— После того, как ты свел счеты с попугаем, — уточнила Галь и быстро добавила: — Но это не имеет никакого значения.

Он смотрел, как Галь освобождалась от своего платья и как она оставила его лежать там, где оно упало. В этом была вся Галь. В этом и заключалась та проклятая разница между богатыми и бедными.

— Раздевайся, Барни, прошу тебя, — умоляла Галь. — Ты же знаешь, что сказал отец. Ты должен выспаться, завтра будет трудный день.

— Да, — согласился Менделл, — завтра день будет трудным. — Он встал с кровати и повесил свой смокинг в шкаф. — А что, твой отец виделся с доктором Гаррисом?

— Нет еще, — Галь вынула из волос шпильки и стала расчесываться. — Но он настоит на том, чтобы тот приехал. Отец хочет, чтобы доктор Гаррис был вместе с нами, когда мы отправимся в полицию.

— Он мне это сказал, — ответил Менделл.