Инга проснулась с больной головой. Окончание вчерашнего вечера она помнила смутно. Муж пришел какой-то расстроенный, и не слушая ее возмущения ушёл в ванную. Когда он вернулся, она курила на открытом балконе и допивала бокал вина. В общем-то бокал был уже четвертый, за вечер. И в связи с этим она чувствовала себя непонятой, не выслушанной, но полной решимости это исправить. В общем Инга хотела скандала, именно такого хорошего скандала. Даже уже представляла, как в порыве гнева и обиды швырнет бокал о стену, и он осыплется звенящими осколками. Ели удержалась чтобы не порепетировать. Очень хотела объяснит этому деревенщине, что она человек, не кухарка и не прачка, а женщина. Что ее мнения тоже что-то значит, что она хочет, чтобы с ней общались, хочет выйти в свет. И в их случаи согласна на местное кофе и… стиральную машину. Когда она выходила за него замуж, то думала, что они будут жить как люди, а они ютятся на съёмной квартире, в перспективе ничего не светит, зарплата маленькая. А в доме нет даже стиральной машины. Но муж на провокацию, в виде отсутствия на столе ужина, и ее дымящейся сигареты не повелся. И что самое обидное, даже как бы не заметил. Сухо обронил
– Я ужинать не буду. Устал. Пойду лягу, – рассеяна поцеловал в щеку и ушел в комнату. Даже не поморщился от табачного дыма, хотя терпеть его не может. Скотина. И пока Инга выходила из ступора, рассеяно докуривая до фильтра, допивала вино и собралась с мыслями, он уже улегся на диван. НА ДИВАН!!! Отвернулся лицом к стене и изобразил давно спящего человека. Инге хватила остатков трезвого мозга, чтобы понять, что мужа что-то расстроило и сейчас его лучше не трогать. Выключила свет и с недопитой бутылкой и пачкой сигарет перебралась на балкон. И под свет уличных фонарей, жалела себя еще часа полтора, пока не скурила последнюю сигарету из пачки. Поднялась, влила в себя последний глоток вина и вернулась на кухню. Только зайдя в тепло, она поняла, как она замерзла, как пьяна, и что ее подташнивает от такого количества сигарет. Кое-как добралась до кровати и упала, не разбирая постель и не снимая халат, завернулась в покрывало. И честно попыталась не обращать внимания на крутящийся потолок и уснуть, что ей на удивление быстро удалось.
Дождь в лесу почти не ощущался. Только крупные капли срывались с ветвей и с гулким шлепком падали на усыпанную хвоей землю. Очень неприятное ощущение если такая капля упадет на голову или и того хуже за шиворот куртки. Но мальчику, который здесь не должен был быть, была уже все равно. Он шел умирать. И самое страшное было в том, что он четко это осознавал. Он впервые пришел в себя с той ночи, когда внезапно проснувшись открыл глаза и увидел перед своим лицом шевелящийся ужас. Почему он тогда не закричал, не понятно. Может если бы у него было в запасе хоть пара секунд он бы осознал нереальность происходящего и заорал во весь голос. Но времени ему не оставили. Ласковое почти бархатное прикосновение к губам оборвало все чувства и погрузила в спасительную темноту. Утром он абсолютно не помнил ночное происшествие, забыл почти все. Только момент, когда он открыл глаза и пережил короткий миг страха иногда возвращался во сне, а может это были и не сны. Но это не важно, ведь потом было хорошо и спокойно. И со временем страх стал забываться, уходить. пока не исчез окончательно, спрятался куда-то в глубь. Вот только с телом начало творилось что-то непонятное. Оно переставало его слушаться как прежде, думать не хотелось совершенно, а потом стало не о чем. Появилось повышенное слюноотделение, он сначала сглатывал слюну, а потом ему стало все равно, пусть течет. Доктор в белом халате быстро его осмотрел, очень быстро. Хороший доктор. Добрый. Молчаливый. Прошлым вечером ему пришлось уйти из игровой комнаты что бы посмотреть на нового преподавателя, зачем это нужно он не знал, надо значит надо. И он все сделал, пришел посмотрел и даже прикоснулся. Все как она приказала. А теперь шел умирать. И это знание вложила в голову тоже она, вместе со страхом, страхом смерти. Милосерднее было бы оставить его в том состоянии в котором он прибывал последний месяц. Но нет, она любила мясо, приправленное страхом. И поэтому сделала ему последний подарок, осознание своей скорой смерти. Он всхлипнул, попытался поднять руку и задержаться за ветки. Хотя бы на мгновение остановиться, прервать, может получиться повернуть назад. Нет. Возможность управлять телом у него забрали. Вернули только возможность чувствовать страх. Он хотел закричать, не смог. Впереди что-то шевельнулась. Она ждет. Шум ветра в деревьях, неравномерная дробь капель. Он шел умирать.