Поцелуй дракона

Продолжая всматриваться в тени и прислушиваться, Аннет вышагнула на свет. Она казалась миниатюрной, но не слабой и не хрупкой; а в её прямой осанке и манере держаться виднелась лёгкость. Сапоги высотой до середины голени облепил снег, и немного налипло на подол тёмно-зелёного шерстяного платья, которое едва касалось сапог и в шаге иногда были видны серые колготы. Платье было простое и ношенное уже не первый год: приталенное, но не стискивающее движений, с прямым подолом и круглым воротом у шеи. На голове был надет капюшон вязаной коричнево-зелёной шали – она ложилась на спину, скрывая лопатки, а концы, прикрывая грудь, шли наискосок, затем вокруг тела под грудью, и завязывались на солнечном сплетении. На талии был повязан шерстяной платок – он прикрывал ягодицы и левое бедро. Поверх был ремешок, а тело пересекал широкий ремень сумки, лежащей на левом боку, поверх платка. Сумка же была из тёмно-бежевой плотной ткани.

Остановившись, Аннет выдохнула облачко пара и поправила вязаные митенки без пальцев. Она явно не боялась находиться в глуши леса в позднее время. Однако на её лице всё отчётливее виднелось беспокойство, а глаза продолжали искать – у стволов, под кустами, на ветках.

Вдруг Аннет заметила, как в дупле блеснуло два круглых глаза – и на её лице отразилось облегчение.

– Фива, – сказала Аннет. – Ты почему убежала? Это же была просто сова.

Она сняла капюшон и приблизилась к дуплу. Волосы были прямые и светлые: русые холодно-пшеничные – длиной покрывали лопатки; нижняя часть волос была распущена, а верхняя – заплетена в несколько кос, которые собирались на затылке в хвост.

– Прости, – сказала Аннет. – Я знала, что не нужно было брать тебя в лес ночью, по эту сторону гор. – И, взявшись за край дупла, она привстала на цыпочки. – Ну, же, иди сюда. – И, улыбаясь, она протянула руку. – Идём домой.

Из дупла раздались тонкие, жалобные, утробно-гортанные звуки похожие на тявканье лисы – и они выражали согласие.

– Давай же, – сказала Аннет. – Иди ко мне.

Сегодня ночь была тихая, спокойная и безветренная – точно мороз съел все звуки и тех, кто их мог бы издать. И когда копошение в дупле, заглушил скрип снега, Фива замерла, а Аннет повернула голову влево. Её сердце забилось быстрее, тревога завертелась в груди вместе с волнением и опасениями.

Отчётливо распознавались шаги: сбивчивые, через разные промежутки времени; и они приближались, и приближались.

– Не вылезай, – прошептала Аннет. Она развернулась к приближающейся опасности с суровым, напряжённым лицом; осанка стала прямее, а плечи стали одной линией.

Пыхтение, скрип, ругань шёпотом; ещё дальше ещё больше скрипа, голосов и криков – всё это разрезало тишину Тенистого леса и, казалось, даже ветки елей со снегом потяжелели от недовольства, а пихтам хотелось заскрипеть от возмущения, но, как назло, не было помощника-ветра.

Взгляд Аннет был устремлён на голоса вдали, и когда кусты задребезжали в трёх шагах перед ней – она вздрогнула. Но она тут же собралась и напряглась.

Из-за куста, с веточек которого осыпался снег, в широком шаге, точно в последнем рывке, вышел Матиас – запыхавшийся, держался из последних сил и прижимал к ране на правом боку пропитанный кровью шарфик.

Аннет удивилась и, нахмурившись, смотрела на Матиаса внимательным, настороженным взглядом.

Матиас пошатнулся, выпрямился, поднял взгляд – увидел её, и замер. Усталость и боль сползли с его лица как вуаль – мышцы разгладились, веки чуть расширились, а рот приоткрылся. Он увидел её милое, хмурящееся личико; увидел удивительные глаза пурпурного цвета, которые будто чуть светились в бледном свете морозной луны, и которые перевернули его мир. И они были прекрасны.

Она была прекрасна.

От каждой поры кожи и до светлого волоска, от каждой реснички и до хмурой, настороженной морщинки. Это было самое прекрасное создание, которое Матиас когда-либо видел. И от неё словно вырвался вихрь пурпурных бабочек, влетел через его приоткрытый рот – по пересохшему горлу, мимо горящих от холодного воздуха лёгких – и в грудь, в душу. Пурпурный вихрь роился, трепыхаясь множеством прекрасных крыльев, и душа Матиаса обрела крылья и затрепетала вместе с ними.

За все свои двадцать шесть лет Матиас не познал любви, но он знал, что это любовь.

«Как это возможно?», – маячил вопрос на заднем плане сознания.

Матиас не знал её. Он увидел её и прошло только три секунды, но он уже любил её – с первого взгляда, всегда и после. Каким-то образом он всегда знал, что любил её. Как только она родилась, или даже до этого – она всегда существовала в его жизни. Или его жизнь никогда не существовала без неё.

Аннет была озадачена реакцией и странным взглядом Матиаса. В её груди что-то вертелось, разворачиваясь и вырастая; сердце вело себя очень странно, а тело охватило непривычное волнение, и каждая его клеточка сияла и трепетала.