Гумер сжал и разжал пальцы ног. С той поры, как жена потеряла собственные, у него появилась эта привычка. Интересно, о чём она говорит? Может, он старается поставить себя на её место. Каково это- передвигаться на таких беспалых ногах-копытцах? Видимо, не так просто, если женщина предпочитает любимой некогда ходьбе езду на авто. А это не способствует стройности.
И тут затренькал мобильник. При иных обстоятельствах Гумер бы звонок проигнорировал, но в тот момент… В общем, он ответил. И тут же пожалел об этом.
— Нет, она не северянка! — продолжила София, когда супруг сухо, по-деловому завершил разговор. — Не из Архангельской области. Говор иной. Не напоминает и говор жителей Мирного, расположенного в Якутии. Её речь отличает напевность, особо заметная в словах, где более двух слогов. Плюс повышение тона в конце фразы. Гумер, наша прислуга родом с Приволжской возвышенности.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что Мирра — наша землячка?
Софья ничего не ответила, но широко разведённые руки договорили за неё.
— А что ты, собственно, имеешь против этой девчушки? — не отставал Гумер.
— Её культурный код не совпадает с нашим, Гумик! — отчеканила супруга.
Гумик поморщился. Не из-за высказывания, а из-за сокращения своего имени. Оно претило ему.
— Софи, — обратился он к жене, — у тебя окраинный синдром!
Глава 5
Почему не лаяла собачка?
Даже сейчас, спустя годы, он не может произносить её имя иначе, как с расстановкой: Ка-пи-то-лина. Она притаилась в каком-то клубке нейронов на подкорке. А теперь после смерти отразилась на экране его зрительной коры. Да он стал мыслить научными терминами. Вот что значит быть мужем медсестры и отцом студента-медика!
Очередной день карантина Адаев начал без всякого плана. А это вселяло панические настроения. Что в конце концов вынудило обратиться вновь к делу Греты Тунберг.
Знаний по поводу так называемого профиля преступника журналисту не хватало. Единственное, что он знал твёрдо: Капитолина Кузюткина не относилась к личностям психопатическим. Ибо обычно это человек без работы, без образования, а то и без семьи. Короче, с большими проблемами. Следовательно подругу юности можно записать в социопаты. Умная, образованная, да и удачей в сворё время не была обойдена. На этом рассуждения иссякли. Чтобы как-то занять себя, он позвонил местному частному сыщику.
Белозерцев — бывший кэгэбэшник. Выйдя на пенсию, занимался розыском пропавших супругов, детей и других родственников. Некоторое время назад Павел Петрович дал Адаеву интервью по этой проблематике. Опубликованный текст стал рекламой его частного сыскного агентства.
Вкратце напомнив о деле Греты Тунберг, газетчик поведал о своих сомнениях. В том числе о псине, которая не лаяла. На сыщика факт впечатления не произвёл:
— Делать ставку на реакцию животины не стоит. Кстати, это девочка или мальчик?
— А лях его знает!
На этом собачья тема и закрылась. Но неожиданно Белозерцев выдвинул собственное предложение:
— Я бы обратил внимание на время преступления.
— А что это даёт?
— Будни, выходные, отпуска, — невозмутимо рокотала трубка. — Всё брать в расчёт.
Вилен слушал вполуха. Пока Белозерцев не перешёл к мотиву.
— Отсутствие мотива — сущий кошмар для следака.
— А такое часто случается?
— Иногда приходится сталкиваться с мотивом, который просто не укладывается в голове.
Здесь внимание Вилена отвлёк шум за окном. Это тарахтела тележка, гружёная просроченными продуктами. «Вот и пожива для бабушек. Значит, режим повышенной готовности постепенно слабеет». Порадовавшись этому факту, газетчик снова сосредоточился на трубке.
— В его личности две особо патологические черты, — вещала та уже по другой теме. — Это враждебность ко всему миру и неуправляемый гнев, который накрывает при малейшем признаке обмана, пренебрежения и так далее.
— Благодарю вас, Павел Петрович!
— Рад, если оказался полезен.
— Даже не сомневайтесь! — покривил душой Вилен.
Глава 6
Моя бабушка — маньячка!
«Розетка не работает. Починить!» — начертано на обоях бабушкиной рукой.
Я ищу неисправный предмет глазами. Ага, у самого пола. Да ещё и за диваном. Не буду ничего чинить. Хватит мне и других розеток.
Выхожу и комнаты и стучусь к соседям.
При моём появлении те разом снимаются с места. Нет, они не похожи. А ведь, кажется, близнецы.
«Разные, как таблички „М“ и „Ж“ на известных местах», — соглашается Бабуленция. Голос у неё сухой и ломкий. Как яичная скорлупа.
— Жаль, что ты не смогла проститься с покойной!
Лицо тёти Оли наполовину скрыто под маской.
— Оленька боится инфекции! — поясняет дядя Коля. — А ты из самого эпицентра заразы. А потому чай с имбирём нам не помешает. Я- счас! — И он скрывается в кухоньке.
— Чур три раза- не моя зараза! — всплёскивает руками тётя Оля в латексных перчатках.
Театральность жеста вполне простительна: наша соседка- режиссёр народного театра, и мы с Бабуленцией — его преданные поклонники, не пропустившие ни одной премьеры.