Неправильный прикус делает её подбородок заметно выпирающим. Но милостивая природа компенсировала изъян роскошными льняными волосами. Тётя Оля, сознавая, что волосы — единственная нить, связывающая её с молодостью, не доверяет их фену и сушит, распустив по плечам. Процесс этот не скорый, а потому обладательница роскошной гривы что-то репетирует. До меня доносятся строчки:
Капель из плохо закрученного крана сопровождает декламацию.
Под моей рукой звякает стеклярусная занавеска при входе — чтица оглядывается.
— Чьи это стихи?
— Вероника Тушнова. Готовим новую программу. Когда-нибудь ведь всё кончится?
— Всё когда-нибудь заканчивается! — выдаю я стандартную для такого случая фразу, потом закручиваю кран и проскальзываю к себе.
Я не рассказала ей о том, что случилось на берегу. Потому что… Это выглядит нелепо, но если озвучить картинку, облечь событие в слова, в определения, то всё станет ещё реальнее. Точно даёшь отмашку на то, чтобы снова пустить зло в мир. Глупость несусветная, но мой лечащий врач относится к этой моей личной стратегии серьёзно, призывает выговариваться. И даже взял с меня обещание.
Но в тот вечер данное слово было нарушено. И тому имелась причина. Тётя Оля не задала ни одного вопроса про мой вид. А есть все основания подозревать, что он был жалкий. Короче, ещё один мой пунктик: не спрашивают — держим рот на запоре.
Ночью в мои сны прорывались звуки какого-то разговора. Мне всё время хотелось заорать: «Да умолкните вы наконец!» Но силы меня оставили окончательно.
Разбудила подхваченная сквозняком занавеска. Накануне я забыла закрыть окно.
Вчерашнее происшествие представлялось чем-то из области кошмаров. Однако отражение в зеркале опровергло эту спасительную для психики иллюзию. На верхней части правого уха запеклась кровь. Скула рассечена. Благодаря приступу вчера боли я не ощущала. Доктор Шехтман говорил, что мою болезнь нужно принимать как дар, что в ней скрыты некие возможности. Чушь собачья! Побывал бы он хоть раз в теле статуи, тогда бы и рассуждал!
На этот раз вход в общую кухню закрывает не только стеклярусная занавеска, но и дверь. Из-за неё слышно, как из крана капает вода. Я прилагаю некоторые усилия, после чего понимаю, что изнутри что-то мешает движению дверного полотна. Толчок! Ещё один! В образовавшийся зазор между дверной коробкой и дверью заглядываю внутрь. Тапки! Мне мешают лежащие на полу розовые тапки. А в них — ступни. И они по всем признакам принадлежат тёте Оле.
Толчок! Теперь моя голова проходит в проём полностью.
Нет, на полу не тётя Оля. Это Грета Тунберг мрачно глядит снизу.
Стоп, Мирра! Здесь, в городе Мирном, никакой Греты Тунберг не может быть. Она в Швеции.
Или в Норвегии?
К тому же у неё нет таких роскошных волос. У странной девчонки — две тощие косички.
Кап-кап! Кап-кап!
В руках и ногах — знакомое покалыванье.
«Любой стресс может спровоцировать приступ. Избегай лишних волнений!» Спасибо за совет, Борис Львович, но похоже на то, что тихая и безмятежная жизнь реальна только в стенах «Божьей коровки». И когда очередной ковидник выздоровит и освободит мою койку, Мирра из города Мирного обязательно туда вернётся.
Честное слово, Борис Львович!
Ждите!
Глава 11
Семейный секрет с душком
Природную непокорность волос может усмирить только хорошая стрижка. Кожа — загорелая и отполированная, как морская галька. Добавляет харизмы и выбор гардероба: дорогой кардиган, а под ним — сорочка. Такой
«Колыбель качается меж двумя безднами…»
Этот образ из «Других берегов» Владимира Набокова навеян Гумеру с того дня, когда он задумался о наследнике. А тот упорно сопротивлялся воплощению на материальном плане. Когда родители разочаровались в естественном способе, прибегли к ЭКО. Гумер помнит во всех деталях звонок от суррогатной матери. Луша звонила, чтобы сообщить…..Ну вообще-то о таких печальных событиях должны ставить в известность сотрудники клиники. Но те по какой-то причине замешкались. Гумер полагает, что тут не обошлось без Лушиного вероломства. Но именно оно и решило жребий Луки.