Александра: Тыква!
Я: Груша. Красивое старинное имя.
Александра: Капустой называйте! Самый счастливим человеком ее муж будет! Мужик с Капустой!
Я: Петрой можно. А ласкательно — Петрушка.
Александра: Брокколи! А уменьшительно-ласкательное — Коля!
Мы страшно развеселились, взяли блокнот и при помощи Александриного интернета и Таниных научных знаний составили:
С декоративными растениями вообще хорошо получилось. Оказалось, что некоторые названия просто сами просятся в свидетельство о рождении:
Были приличные и для мальчика, но чаще социальные, обличающие:
А с другой стороны —
Если бы мой мальчик представлялся по телефону «Амарант Иванович», все сразу бы понимали, что он очень красивый, а мама у него немножко чокнутая. Ну, и… все. И если маме для окончательного диагноза достаточно назвать своего ребенка Амарантом, то для мужчины быть только Амарантом недостаточно. Мужчина не может быть настолько красавцем. Это подозрительно.
Нет, не надо нам таких ассоциаций. Вычеркнем сразу Амаранта.
Смешно и грустно.
У мужчины, которого я полюбила так бессмысленно и безнадежно, чей цветок расцвел в моем животе, очень милое крестьянское имя — Иван. Иван Иванович Аистов. И хватит о нем. Больше никогда не вспомню и не произнесу это имя.
Около шести месяцев назад
Дверь скрипнула и показался конопатый, толстый нос Милка-искусительницы.
— Здрасьте! — сказала она, сияя улыбкой. — А можно мне вот эту! Вон ту!
Она кивнула на меня. Я была так удивлена, что даже не спрашивала, в чем дело. Подтянулась на подвесной ручке, подтащила ноги к краю кровати, сунула носки в сверкающие тапки и вышла в предбанник райского бокса.
И сразу увидела нашу удивительную Катю, которая сидела в соседней палате, двенадцатой, где в царском одиночестве вызревала таинственная телеведущая. Наша Катя показывала какие-то движения руками, консультировала.
Я отвернулась.
Было неприятно знать, что она не только мне добрые слова говорит.
— Ну, как оно? — радостно спросила Милка.
— Ничего. У вас дело ко мне?
— Ага. Смотри! Вон у той, — она кивнула на двенадцатую палату, — срок 40 недель. Плюс блатная вообще насквозь. Так что она — наш главный враг!
Она что, опять о квартире?
— Да нет у меня врагов! Мне не нужна эта квартира, оставьте меня в покое!
Милка укоризненно покачала головой:
— Это ты сейчас говоришь… А когда делить квартиру начнем, ты ж первая скажешь, что тебе и санузел, и лоджию!
Да что за бред!
— Мила, вы мне больше про эту квартиру не говорите, хорошо? У меня давление поднимается, а мне нервничать нельзя!
Хотела уже вернуться в палату, но Милка уцепилась за мой локоть.
— Стой! Подарок свой заберите! Еле Степановну уговорила пропустить! Будешь мне должна, помни!
И она на мгновение нырнула в коридор, а потом вернулась с маленькой елкой в горшке.
Ну, ничего себе!
— Дай отнесу! А то надорвешься и родишь раньше времени, а нам надо до Нового года дотерпеть!
Елка оказалась не просто елкой, a Picea glauca Conica. На ней болталась открытка с поздравлениями Татьяне от коллег, так что бенефициар нашелся сразу. Ботаник Таня была тронута, Александра возмущена, в общем, вечер продолжился.
Елочку поставили на подоконник.
Потом пришла Анжелика Эмильевна, принесла градусники, увидела елку и огорчилась — нельзя.