Ариадна приложила палец к губам, и вдруг Михаил Николаевич заметил, что по ее щекам струятся слезы. Ему захотелось успокоить девушку, прижать ее к себе, но он понятия не имел, как к этому отнесется сама Ариадна.
– Да, сумела. Я сама не верила, что получится. Потому что обычно мне никогда не помогали предметы – я ведь с ними долго экспериментировала. Пыталась, щупая их, заглянуть если не в будущее, то хотя бы в прошлое. Максимум, что получалось, – отрывочные миллисекундные картинки, которые тотчас улетучивались. А тут я увидела целый фильм! Сигнал был крайне сильный!
Доктор Бергамотов подал ей бокал воды:
– Если не хотите, не будем говорить об этом. Потому что то, к чему принудили вас эти люди, на самом деле сущая пытка! Вот-вот приедут медики…
Ариадна вытерла слезы и произнесла:
– Да замолчите же вы наконец! Вы не такой, как эти, как вы говорите, «ктулхушники». Думаете, я такая наивная и не вижу, что они хотят меня использовать? Вы вроде бы на них работаете, но вам можно доверять! Вы хороший!
Доктор почувствовал, что уши у него зарделись, и искренне пожелал, чтобы Ариадна этого не заметила.
Она умолкла, и в этот момент в коридоре раздались отдаленные голоса – доктор Бергамотов понял, что приехала «Скорая».
– Надо успеть найти потенциальную жертву и предупредить! – прошептал он. – Конечно, имени ее мы не знаем, но ведь вам известна какая-нибудь важная деталь, которая поможет нам найти ее?
Ариадна кивнула головой и вздохнула. Голоса приближались.
– Искать ее не потребуется. Потому что я знаю ее имя. И ее лицо мне тоже отлично знакомо.
«…Мэхпи прекрасно знал, что хозяин встает ровно в восемь утра – и ни минутой раньше. Если, конечно, он не находился на задании, когда спать вообще не доводилось. Но во сколько бы ни лег спать Орест Бергамотов, даже в семь утра, он поднимался свежим и бодрым ровно в восемь.
Так, например, как этой ночью, когда после не самой удачной операции по нападению на притон Васьки Пороха они вернулись домой, в апартаменты на Гороховой, в четвертом часу утра.
Но Мэхпи знал, что хозяин непременно встанет в восемь. После этого следовала зарядка, моцион с Зигфридом, ванна и легкий завтрак. А затем, в зависимости от ситуации, или изучение свежей прессы, или прием посетителей.
Однако в этот раз все было иначе. Сам Мэхпи спал крайне мало – иногда ему хватало двух или трех часов – и поднимался, даже летом, еще затемно. Не говоря уж об осени и зиме. После чего предавался своему любимому занятию – чтению детективных романов. Хозяин этого не одобрял, поэтому Мэхпи пришлось даже соврать, что он изучает фармакологические и криминологические труды.
И вот он дочитывал последний увлекательнейший роман господина Глеба Державина-Клеопатрова «Загадка Изумрудного Будды»[3]. (Куда лучше этого мертвого кудрявого поэта, за чьим скучным романом в виршах они охотились в самом начале знакомства!)[4] Вот-вот наступала развязка, и оставалось еще несколько страниц до того момента, когда станет ясно, кто же является подлым убийцей (Мэхпи не сомневался, что оным окажется милая, стыдливая племянница профессора-археолога), когда вдруг из парадной донесся оглушительный грохот.
Отложив книгу в сторону, Мэхпи осторожно выскользнул из своей комнаты. Верный Зигфрид тоже был тут как тут. Часы показывали четверть восьмого.
– Откройте, прошу вас! Это вопрос жизни и смерти! – раздался требовательный женский голос. – Я желаю говорить с Орестом Самсоновичем!
Зигфрид подошел к двери, принюхался и завилял хвостом. Мэхпи, втянув ноздрями воздух, мысленно согласился с псом. Да, не ловушка (ведь врагов у хозяина было много), за дверью на самом деле находилась массивная пожилая дама, при которой не было оружия, если не считать таковым огромный, по последней моде, зонтик.
Грохот возобновился, и Мэхпи поразился, что пожилая особа в состоянии производить такой шум. Он отомкнул замки и увидел величественную даму, облаченную в шелка. Ткнув его в грудь кончиком огромного зонтика, она произнесла:
– Милейший, вы понимаете по-русски?
Мэхпи понимал, что его вид озадачивает многих европейцев, – еще бы, облаченный в традиционный индейский наряд высоченный смуглый человек с лысым татуированным черепом и лицом, да еще с клочком волос на затылке, заплетенных в сложную прическу и украшенных орлиными перьями. Однако как объяснить вот такой даме, что его одеяние, как и ее собственное, – это демонстрация его статуса и благородного происхождения?
– Даже пишу! – произнес Мэхпи, чем вверг даму в ступор. Собравшись с мыслями, она убрала зонтик от его груди и несколько более любезным и миролюбивым тоном сказала:
– Имею честь представиться – баронесса фон Минден-Шейнау! Я желаю немедленно, слышите, милейший, немедленно поговорить с Орестом Самсоновичем по крайне важному и строго конфиденциальному делу!
Зигфрид, до этого смирно сидевший в прихожей, тявкнул. А Мэхпи сказал:
– Восемь часов!