— Не, не пойду, — я серьезно посмотрел на товарища. — Яшка, у меня к тебе просьба одна будет. Ты же с поваром вроде подружился?
— Ну да…
— Можешь в столовке небольшое ведерко на время взять?
— А тебе зачем?
— Я Лене пообещал клубники на поле набрать.
— Вот ты придурочный. Что, втюрился в нее, что ли?
— А это уже не твое дело… — нахмурился я.
— Погоди. Я сейчас…
Яшка ушел и через пару минут вернулся с небольшим пластмассовым синим ведерком.
— Давай, неси в корпус, пока никто не заметил…
Я быстро отнес ведерко в комнату и спрятал в шкафу.
А когда вышел из корпуса, меня окликнул пионервожатый Борис:
— Соколов, иди-ка сюда… слушай, ты рисуешь хорошо?
— А что нужно нарисовать?
— Стенгазету помоги оформить. Пойдем-ка в Штаб.
Когда мы пришли в просторную ленинскую комнату, где творили художества творческие личности со всех отрядов; Борис развернул на широком столе огромный лист ватмана и достал из шкафчика баночки с краской и кисточки.
— Вверху напишешь название: «Соколы Ильича». Посреди листа нарисуешь пионерский костер. Слева от костра изобразишь горниста, а справа барабанщика. Статьи я уже потом сам напишу. Ферштейн?
— Борис… а почему у тебя на руке татуировка «Алекс»?
Он широко улыбнулся, показав крупные желтые зубы заядлого курильщика.
— Это произошло, когда я еще в армии служил. За месяц до дембеля в нашу роту молодых привезли. Один парнишка, из Краснодара, был хорошим художником и наколки классные делал, — Борис закатал рукав футболки, показав на правом плече красивую татуировку взлетающей ракеты с огненным хвостом, и внизу синие буквы: «РВСН». — Так вот, однажды мы с другом бухнули после отбоя, а паренька попросили наколоть на руках наши имена. Не надо было тогда этому горе-художнику наливать спиртяги… Короче, этот мудила, когда колол, перепутал наши имена. Лехе наколол «Борис», а мне — «Алекс»… Сначала мы хотели порвать «духа» на британский флаг, а потом решили, что это даже к лучшему. Ну… как память об армейском друге. Теперь мы с однополчанином Лехой как встречаемся, так с улыбкой вспоминаем тот забавный случай.
Пионервожатый немного задумался, наверняка вспоминая веселые армейские будни.
— Ладно, Соколов, ты пока рисуй, я через часок зайду проверю…
Рисовал стенгазету, а сам невольно думал о Лене. И вдруг понял, что она мне не просто очень сильно нравится. просто по уши влюбился. Это не дружеские отношения как с Наташей Смирновой, а наверняка первая любовь, о которой снимают кино. ощущал, что мое сердце начинало биться быстрее, стоило мне только подумать о моей Леночке.
Но я понимал, что к красавице-пионервожатой неровно дышат половину пацанов в пионерлагере. И не только. От нее сходили с ума и наш весельчак Борис, и мрачный физрук Юра, и даже болтун-завхоз Алексеевич… Да что там, даже начальник лагеря, Валентин Петрович, украдкой посматривал ей вслед, цокая язычком и вытирая липкий пот со своей лысины.
Ну и что с того, что она старше меня, ведь настоящая любовь не знает границ, тем более возрастных. Мама тоже старше отца на три года и ничего… Пожалуй, мне нужно признаться Лене в своих чувствах, а там пусть уже сама выбирает — или я, или этот матрос-балтиец…
Мне вспомнился огромный желтый плакат, висевший в школе, у кабинета начальной военной подготовки: маленький и тщедушный юноша входит в военкомат, а через два года выходит из него статным усатым мужчиной с широченными плечами, и надпись внизу: «Только армия сделает из мальчика — настоящего мужчину».
Неужели она все же предпочтет мне моряка-балтийца?
Я сидел, склонившись над стенгазетой с кисточкой, и почти все время думал о Леночке. Теперь не было никаких сомнений, это и есть настоящая любовь, когда все время думаешь о человеке и хочешь, чтобы он постоянно, каждую минуту, каждое мгновение был рядом с тобой. Желаешь видеть ее манящую улыбку, блеск ее красивых глаз, обнимать и ласкать ее трепетное, нежное и такое упругое тело…
— Соколов!
Я вздрогнул и оглянулся: сзади стоял разъяренный Борис.
— Хреновый из тебя художник! Совсем не то рисуешь!
Взглянув на плакат, я с удивлением увидел что на нем, прямо посередине, нарисовано большое красное сердечко…
— Иди к столовке, там «газон» с капустой приехал. Поможешь разгрузить… — пробурчал Борис, — если не любишь творческий труд — занимайся физическим…
Ранним утром я решился сбегать на поле за клубникой. Наш корпус располагался всего в тридцати метрах от забора. А напрямую, через сосновый бор, до поля было всего около десяти минут ходьбы.
Все прошло довольно успешно. Я незаметно покинул территорию лагеря, и набрал с краю поля полное ведерко крупной и сочной клубники. А когда уже хотел возвращаться назад, услышал неподалеку громкий собачий лай. Огромный и разъяренный пес выбежал прямо на меня, готовясь к прыжку.
— Фу, Джек, — на грунтовой дорожке, отделяющий сосновый бор от колхозного поля, появился велосипедист, крепкий парень в тельняшке, лет двадцати. Собака все же успела вцепиться и сильно разорвать мне рубашку на спине. Я упал и разодрал об корягу колено, но ведерко с клубникой все же чудом сумел удержать в руке и не рассыпать.