Потемкин и Суворов

«Я с удовольствием сердечным препровождаю Вам, мой любезный друг, милости Монаршие. Вы, конечно, во всякое время равно бы приобрели славу и победы, но не всякий начальник с удовольствием, моему равным, сообщил бы Вам воздания. Скажи, Граф Александр Васильевич! что я добрый человек. Таким я буду всегда.

Бендеры, когда Богу угодно, завтре будут наши. О! как трудно улаживать с тремя пашами и все трехбунчужными.

Прощай, Милостивый Государь, я во всю жизнь Ваш верный друг и слуга

Князь Потемкин Таврический [130].

Р, S. Еще будет Вам и шпага богатая».

Суворов был потрясен. В ответах на официальные письма Потемкина он сдержанно и с большим достоинством благодарит его.

«Высочайшее при указе Ея Императорского Величества всемилостливейшее награждение меня орденом С[вято]го Великомученника и Победоносца Георгия Первого класса в ознаменование прежней службы и за победу на баталии Рымникской над верховным визирем совершенно одержанную я имел щастие получить.

Рвение мое и усердие к службе Императорской пребудут по конец дней моих со мною. Остаюсь с глубочайшим моим почтением и преданностию

Светлейший Князь, Милостивый Государь

Вашей Светлости

нижайший слуга

Граф Александр Суворов Рымникский Ч. 8 ноября 1789 году. Берлад».

Второе письмо по поводу получения алмазных знаков к андреевскому ордену сходно с предыдущим. Но было, не могло не быть еще одно письмо — ответ Суворова на личное послание Потемкина. К сожалению, оно не сохранилось. Что мог сказать Суворов? Какими словами выразить свою признательность, если в порыве восторга он писал Василию Степановичу Попову: «Насилу вижу свет от източника радостных слез. Могу ли себе вообразить? Верить ли? Бедный, под сумою, ныне... Но в последнее, настоящее время! Долгий век Князю Григорию Александровичу!

Увенчай его Господь Бог лаврами, славою. Великой Екатерины верноподданные, да питаютца от тука Его милостей. Он честный человек, он добрый человек, он великий человек! Щастье мое за него умереть!» (Письмо от 8 ноября). На другой день в письме тому же Попову (о пересылке денег ему самому и его племяннику князю Алексею Горчакову) снова прорывается волнующее Суворова чувство: «Не до денег! Один кусок лент Князь Григорья Александровича дороже всех моих деревень!»

Красноречиво письмо Суворова и к дочери: «Comtesse des deux Empires ^{(Графиня двух империй (франц.). Иосиф пожаловал Суворову графское достоинство Священной Римской Империи, а Екатерина, по представлению Потемкина возвела Суворова в графы Российской Империи с почетным наименованием «Рымникский».)} любезная Наташа-Суворочка! a cela ^{(В этом [франц.])} ай да надобно тебе всегда благочестие, благонравье, добродетель. Скажи Софье Ивановне и сестрицам: у меня горячка в мозгу, да кто и выдержит. Слышала, сестрица душа моя, еще de ma Magnanime Mere ^{(От моей Высочайшей Матери [франц.])} рескрипт на полулисте будто Александру Македонскому. Знаки Св. Андрея тысяч в пятьдесят, да выше всего, голубушка, Первый класс Св. Георгия. Вот каков твой папенька. За доброе сердце, чуть право от радости не умер» (8 ноября).

Конец 1789 г. был одним из самых счастливых в жизни Суворова. Он едет к Потемкину и 2 декабря спешит поделиться новой радостью с дочерью: «С полным удовольствием провел я несколько дней в Яссах и там был награжден одною из драгоценнейших шпаг». Получив из рук Потемкина шпагу с надписью «Победителю Визиря»— последнюю награду в длинном ряду отличий за Фокшанскую и Рымникскую победы, Суворов не забывает о своих соратниках: «Светлейший Князь, Милостивый Государь! Дерзаю приступить к позволенному мне Вашею Светлостию. Действительно боюсь, чтоб не раздражить... другой список так же не мал, но, Милостивый Государь! где меньше войска, там больше храбрых. Последуйте Вашему блистательному великодушию». (3 XII. 1789 г.) Представления были уважены.

Заканчивался 1789 год. Мир казался достижимым и близким. Русский посол Булгаков, более двух лет томившийся в Семибашенном замке в Константинополе, был выпущен на свободу. Везир Газы Хасан, согласившийся принять свой пост на условии прекращения войны, переписывался с Потемкиным о пунктах мирного договора. Но тут на сцене, как выразилась Российская императрица, появились «новые актеры».