Потемкин и Суворов

Наступил новый и последний акт семейной драмы Суворова. Мы почти ничего не знаем о секунд-майоре Белозерского полка Иване Ефремовиче Сырохневе. Не был ли он среди офицеров Ейского укрепления в те страшные дни, когда Варвара Ивановна Суворова и ее маленькая дочь пережили нападение Тав-султана? Не с того ли времени начался роман Варвары Ивановны с Сырохневым, роман, поставивший крест на семейной жизни Суворова? По прибытии в Москву он подал прошение прямо в Синод, обвинив жену в связи с Сырохневым и обещая представить «обличающее ее свидетельство». 29 мая Суворов прискакал в Петербург. «Имею честь Вашей Светлости донесть, что Александр Васильевич Суворов приехал сюда неожидаемо, желал представлен быть Государыне для принесения благодарности за орден,— уведомил Потемкина Турчанинов 1 июня.— И как здесь ни графа Валентина Платоновича (Мусина-Пушкина.— В. Л.), ни Безбородки не было, то он просил Александра Дмитриевича (Ланского.— В. Л.) о представлении его. Почему и приказано быть ему к столу. По выходе Государыни к столу по обычаю своему представился он двоекратным земным поклоном и, будучи весьма милостиво принят во время стола разговором, вышед из-за стола, повалился паки в ноги и откланялся. На другой день ездил в Гатчину и, зделав то же самое, уехал сегодня в ночь в Москву. Причину приезда своего объяснил так: видеть матушку, поблагодарить за все милости и посмотреть дочь свою». Турчанинов говорит далее, что он решил повидаться с Суворовым, поехал к нему и узнал, что тот находится у преосвященного митрополита Гавриила. «Будучи же там, узнал, что прежнее бешенство в семейных делах его не токмо возобновилось, но и превзошло всякие меры. Володимерской дивизией он весьма доволен и благодарен. Впрочем, кроме семейных огорчений, ни о чем он не говорил и уехал довольный» [39]. 6 июня Суворов самолично отписал Потемкину о своих делах, умолчав о семейном разладе: «Я был в Санкт-Петербурге пасть к Высочайшим стопам и был принят милосердно. Ныне еду в мои деревни, прикосновенные расположению шестой дивизии. Приятность сей праздности недолго меня утешить может. Высокая милость Вашей Светлости исторгнет меня из оной поданием случая по Высочайшей службе, где я могу окончить с честью мой живот».

Еще не прибыв к 6-й Владимирской дивизии, Суворов уже начинает тяготиться «праздностью» и мечтает о новом трудном деле. В своих «Психиатрических этюдах из истории» известный дореволюционный ученый П. И. Ковалевский высказал интересные суждения о характере полководца. «Суворов жил идеей и для идеи! Всю свою жизнь отдавал военной службе и войскам. В военное время и в походах Суворов не знает усталости и утомления. Ни непогоды, ни невзгоды для него не существовали. Он был всегда счастлив, доволен и прекрасно настроен. Хуже бывало в мирное время. Не было дела, не было живого захватывающего интереса. Суворов томился, Суворов скучал, хандрил и капризничал» [40].

Сохранилась в отрывках переписка Суворова со Степаном Матвеевичем Кузнецовым, управляющим московским домом полководца в 80-ые годы. Эта переписка часть семейного архива Суворова, хранившегося в Кончанском, дошла до нас в отрывках благодаря историку-любителю Н. Рыбкину [41]. Служивший управляющим имения в Кончанском на Новгородчине, Рыбкин получил у наследников Суворова разрешение ознакомиться с архивом и в 1874 г. опубликовал большие выдержки из него. Рыбкин отобрал письма «Матвеичу» (как звал своего управляющего Суворов) за 1784—1786 гг. И на хозяйственном поприще Суворов проявил себя человек сведущим, рачительным хозяином, строгим, но справедливым.

«Ундольские крестьяне не чадолюбивы и недавно в малых детях терпели жалостный убыток. Это от собственного небрежения, а не от посещения Божия, ибо Бог злу невиновен,— пишет он своим крестьянам.— В оспе ребят от простуды не укрывали, двери и окошки оставляли полые и надлежащим их не питали, и хотя небрежных отцов должно сечь нещадно в мирском кругу, а мужья — те с их женами управятся сами. Но сего наказания мало; понеже сие есть человекоубийство... Порочный, корыстолюбивый постой проезжих главною тому причиною, ибо в таком случае пекутся о постояльцах, а детей не блюдут... А потому имеющим в кори и оспе детей отнюдь не пускать приезжающих, и где эта несчастная болезнь окажется, то с этим домом все сообщения пресечь, ибо той болезни прилипчивее нет». Один из самых последовательных и оригинальных гигиенистов своего времени, сторонник народной медицины, Суворов, как и его начальник Потемкин, придерживался правила, суть которого заключалась в том, что болезнь легче предупредить, нежели лечить. Так и в своих имениях он требовал от старост и всего мира, чтобы больных детей в людные места не водили, в церковь не носили, чтобы родители ухаживали за ними, особенно остерегаясь простудить.