Потанцуй со мной!

— Я чувствую себя такой дурой! — пожаловалась Аглая.

— Это тебе только на пользу, — хихикнула сестра. — И не завидуй им, Лайка! У тебя со Светляком разве не так?

— Не знаю, — уныло вздохнула Аглая. — Я теперь ничего не знаю!

— Вот это да! Первый раз слышу, что ты чего-то не знаешь! Растешь на глазах! — фыркнула Марфа.

Глава 22 Прогулка на небесах

— Куда мы? — тихо спросила Тина. Крепко прижавшись друг к другу, они стояли в переполненном вагоне метро. Парень обнимал девочку, голова его кружилась — то ли от духоты, то ли от того, что Тина была рядом… Он хотел ответить, но в этот момент голос диктора мелодично и бесстрастно объявил:

— Станция «Октябрьская». Переход на Калужско-Рижскую линию.

Сердце Димона сжалось — где же она будет в октябре? Ведь она уже скоро уедет… И как пусто станет в Москве без нее! И что, интересно, дальше — Калуга и Рига или Плес? И где это вообще — Плес? Ему вдруг безумно захотелось открыть атлас и найти на карте единственную на Земле точку, где сосредоточилось все самое важное в жизни и куда, что бы с ним ни произошло, будет вечно стремиться его сердце… Он молил о чуде, каясь во всех своих прошедших, а заодно и будущих грехах, но не знал, какого чуда он хочет.

На «Парке культуры» толпа снова сжала их так, что было трудно вздохнуть. Побитые ребра заныли, но Димон вдруг вспомнил о румбе, которую Тина подарила ему в клубе, и ему так страстно захотелось снова танцевать с ней, что ноги сами собой задвигались.

— Молодой человек! Вы мне ногу отдавили! — грозно гаркнул скрипучий старческий голос. Тина хихикнула, а Димон, пробормотав «Извините!», замер, боясь вздохнуть.

— Куда мы? — повторила Тина.

— Скоро узнаешь! — честно говоря, он и сам не знал, куда везет ее. Он вдруг подумал — а может, им просто кататься вот так, по Кольцевой, до конца жизни?

На «Киевской» толпа стала еще гуще, теперь Димон совершенно не мог пошевелиться. То и дело хотелось зашипеть от боли — когда чей-то локоть или сумка попадали по больному месту, — а после сегодняшнего баттла больным местом стало все тело. Но все равно он был на верху блаженства — Тина стояла рядом, смотрела на него снизу вверх.

— Вы выходите? — спросил женский голос.

— А? Что? — ничего не понимая, он оглянулся, и это было единственное движение, на которое он был сейчас способен.

— Выходите на «Краснопресненской»? — переспросили его, но он опустил взгляд, увидел пушистый рыжий затылок и снова забыл обо всем на свете.

Поезд затормозил, их прижало друг к другу еще сильнее, теперь он ощущал, как быстро под тонкой блузкой колотится девичье сердце.

— Да дайте же, наконец, выйти! — Недовольная тучная дама локтями прокладывала себе дорогу, она вот-вот грозила разбросать их в разные стороны, оторвать друг от друга, — и тогда он, не раздумывая, приподнял Тину и вынес из вагона. Взявшись за руки и прижавшись друг к другу, они поддались людскому потоку, понесшему их к эскалатору.

— Так и надо говорить, что выходите! — несся им вслед недовольный голос. — Совсем от любви очумели! Штрафовать таких надо!

Говорить? Димон нахмурился. Он вдруг понял, что совершенно не хочет говорить. Да и нет таких слов, которые могли бы описать то, что с ним сейчас творилось!

Тина тоже молчала, и это не было странным, — наоборот, чем дольше они молчали, тем лучше, казалось, понимали друг друга.

— Теперь ясно, куда мы? — спросил он.

— Ясно. Развлекать зверей.

Не сговариваясь, они направились в зоопарк, по дороге остановившись у ларька с мороженым.

— Я знаю, какое ты хочешь, — сказал Димон.

— Какое? — спросила Тина.

— Шоколадный рожок, — сказал он, показывая на картинку на витрине.

— Гений! — восхитилась она. — А давай угадаю твое любимое?

— Ну и? — он внимательно посмотрел на нее.

— Шоколадный рожок! — хихикнула она, ткнув пальцем в ту же картинку.

— Ты тоже гений, — похвалил он, выуживая из кармана кучу мелочи.

Хватило только на одну порцию, и они стали откусывать по очереди, стараясь оставить друг другу как можно больше шоколада.

Они выключили мобильники и остались в своем мире одни. Они переходили от клетки к клетке, и звери и птицы поворачивали головы в их сторону, глаза понимающе блестели. Димон весело болтал и говорил какие-то глупости, Тина смеялась и что-то отвечала, но все это была другая, внешняя, ненастоящая жизнь, маска, которую они надели для окружающих. А настоящая жизнь сосредоточилась во взглядах, которыми они внезапно перестреливались, сражая друг друга наповал; в движениях переплетенных пальцев, которые словно пронзало током; в неожиданных, случайных прикосновениях друг к другу, после которых на коже словно оставался ожог. Почему-то Димон не мог так же свободно обнять Тину, как это было в метро — здесь, на свежем воздухе, он чувствовал робость и неуверенность. И еще одно мучило его, отравляло чудесные минуты — Тина упорно называла его Витей, и он не представлял, как объяснить ей произошедшую путаницу.