Посткарантин

Орлов донёс жену до старой подсобки в подвале, где они и укрылись. И теперь… Теперь всё. Они либо умрут здесь, либо смогут переждать всё то, что началось несколько часов назад. Как только они оказались за запертой дверью, Алексей и Ольга сразу же оказали всю возможную помощь Наташе, но… всё это было бесполезно. Они застряли здесь без единого шанса на спасение.

Алексей крепче сжал руку Наташи и с болью посмотрел на свою усталую и измученную жену. Она лежала на старых коробках, которые Антон и Оля сдвинули так, чтобы можно было на них лежать.

Лёша вдруг подумал, что не сможет пережить то, что сейчас происходило.

Его Наташа, его Наташенька… Его любимая жена умирала, и ничто не могло этого изменить. Он больше ничего не может сделать для неё. Лёша зажмурился, крепко сжав пальцы жены в своей ладони. Нет… Он не верит в то, что происходит. Он не верит в то, что она умрет.

Орлова выкинуло из мыслей, когда неожиданно Наташа вырвала руку из ладони мужа и схватила его за накрахмаленный рукав медицинского халата. Алексей дёрнулся вперёд с такой силой, что стул под ним, громко проскрипев, прокатился по полу.

– Наташа! – срывающимся голосом позвал Орлов, понимая, что почти охрип от жажды.

Наташа глухо застонала от боли, закашлялась и сильнее потянула рукав мужа на себя. Она вдруг глубоко вздохнула и, дрожа от озноба, посмотрела на Орлова.

– Алёша… Алёша, – проговорила она очень тихо, едва в силах произносить слова. – Пожалуйста, береги Машу… Береги нашу дочку… Нашу Машеньку… Береги её…

Ольга Миронова в немом ужасе застыла у двери, глядя на умирающую Наташу. Глаза Мироновой лихорадочно горели. Она лишь украдкой посмотрела на такого дорогого её сердцу Лёшу: с вечно серьёзным лицом, взъерошенными вихрами тёмных волос и печальными глазами, в которых сейчас читалась острая, болезненная скорбь.

– Ты не умрёшь, – отчаянно прошептал Орлов, наклоняясь к Наташе. Он поцеловал её в нос и приложился лбом к её лбу, влажному от проступившего пота. У него внутри всё жгло. Он чувствовал трепетную дрожь и тёплое дыхание Наташи и умирал вместе с ней. – Ты не умрёшь. Пожалуйста… Наташенька, только не умирай. Не оставляй меня одного…

Глядя на Орловых, Миронова прикрыла рот ладонью. Слёзы хлынули из её глаз. Наташа едва заметно улыбнулась мужу и хотела что-то сказать ему, но не нашла сил для этого. Тяжело дыша, она лишь приоткрыла губы. Тогда Орлов приподнял жену и прижал к своей груди.

– Всё будет хорошо, Наташенька…. Мы вернемся домой. Мы спасёмся… Ты только не умирай, – хрипло шептал Алексей, ощущая, как его сердце разбивается на тысячи осколков. – Только не умирай…

***

«Она умерла».

Это была одна из двух мыслей, которая бесперебойно гремела в голове Орлова, когда они выбирались с территории биостанции.

«У Маши остался только я».

Это была вторая мысль. Она ещё громче гремела в голове Орлова, когда они с Ольгой, Антоном и ещё несколькими из выживших ребят пробирались через высушенные войной лесные просторы: темные и опасные. У них с собой был лишь один низкочастотный передатчик, который мог схватить связь только с дороги на Звенигород, никак не дальше.

Искать аппаратуру для связи на биостанции после бойни было слишком опасно – боевики могли вернуться. Хуже – они ещё могли быть где-то там.

Наташа умерла.

«У Маши остался только я, поэтому я должен выжить».

Вот что думал Алексей, крадучись направляясь через лес к дороге. Там им, наконец, удалось передать сообщение Соболеву.

Их вытащили. Они спаслись. Они – да, Наташа – нет.

***

Орлов скользнул напряженным взглядом по старому резному столу из красного дерева. Узорная резьба всё ещё хранила свою особую стать.

Лёша перевел взгляд на открытую книгу, лежащую на столе, в её страницы было вложено письмо. Даже отсюда Орлов мог с легкостью различить подпись Сергея Сухонина – управителя подземного города-государства Адвеги.

Подпись стояла под знаком щита, на котором была выведена ровная буква А.

Алексей приблизился к столу, коснулся чистых листов бумаги, что покоились у книги с вложенным в неё письмом, и закрыл глаза.

Как тихо здесь было…

Эта комната, как и вся усадьба, сохранила красоту старинных времен – зыбкую, уже почти полностью забытую этим умершим миром. Кабинет Соболева всегда казался Орлову светлее и уютнее многих других помещений. Наверное, за счет золотистых стен и трёх высоких окон с каждой стороны комнаты.

Алексей посмотрел в сторону того окна, в стекло которого уже давненько стучали ветки дерева из усадьбинской рощи. Пыльные тюли мягкими волнами спадали к стёртому паркету и слегка покачивались от сквозняка, как и тяжёлые жёлто-зелёные шторы.

Здесь всё было великолепно – от грани до грани. Здесь, в Куполе – в городе-государстве, расположенном под Звенигородом на территории усадьбы Введенское. Этот город был основан здесь через двадцать шесть лет после начала войны. Лютой зимой две тысячи сорок пятого года Михаил Соболев привел своих людей сюда, в, пожалуй, самое прекрасное для жизни место в этом обезображенном послевоенном мире.