Но почему же – спросим теперь – берет верх объясняющий Почему-вопрос? Потому, что после первого удивления суще-бытующее все больше и больше утрачивает чуждость и вторгается в область самоориентации, беря из нее формы своей определенности (высказывание – λόγος – категории-«четыре причины»). Первое удивление пересиливается возрастающей знакомостью суще-бытующего, поддается-уступает ей и сдается так себе самому, смешиваясь с простым самоудивлением по поводу достойного удивления (то есть не поддающегося сразу объяснению в τέχνη). Первое удивление не способно утвердить себя, вернувшись назад и оперевшись на свое собственное первоначало, и становиться все большим и большим удивлением. Хотя это удивление всякий раз разворачивает свою настраивающую силу только у отдельных индивидов и уникальных из редкостных мыслителей и никогда не может быть состоянием повседневно-обыденной средней массы, все же становится заметным и в исторической последовательности великих первоначальных мыслителей от Анаксимандра до Аристотеля изменение и затухание основного настроения.
В изначальном вопросе – что есть суще-бытующее-вы-рас-спрашивается бытие и уже мыслится как «основа», а именно – как
Изменения метафизических основных установок здесь проследить не представляется возможным.
Но, пожалуй, следует знать, что вообще Почему-вопрос – как бы он ни присваивал себе в ходе этой истории видимость крайнего и глубочайшего вопроса – отнюдь не есть
Но если, теперь, даже ведущий вопрос как таковой – а именно в его первоизначальном виде – не должен быть изначальным мыслительским вопросом, а должен готовить иное начало для того мышления, которое должно мыслить само пра-бытие (исходя из основного настроения высаженности в ужас), то здесь Почему-вопрос полностью утрачивает присвоенный им приоритет и не достигает – не попадает со всем его кругом обозрения в основное-основополагающее (в само пра-бытие).
Вопрос иного начала (подлинный вопрос об основе, основа-вопрос) гласит: Как сущит пра-бытие? Какова истина пра-бытия?
«Как» – подразумевает здесь не объясняющий вид и лад, а основу, которая должна быть заложена тем, что благодаря пра-бытию и посредством пра-бытия как такового познает свое глубочайшее внутреннее существенное определение – человеком. Но пра-бытие не «сводится» к человеку, а человек вырывается из очеловечивания и пре-вращается-переходит в Вот-Тут-бытие. в котором происходит осново-полагание просвета, в Открытом которого сущит пра-бытие.
Мышление перенимает в основном вопросе: Как сущит пра-бытие? специально и впервые то наиболее тяжелое, чему пришлось потеряться в первом начале (настойчивость-настоятельность перед лицом удивительности суще-бытующего как такового), а именно – в виде настоятельного вникания в основное настроение высаженности в ужас, которое превосходит по силе все и всякое удивление и не имеет ничего общего с простой напуганностью-пугливостью.
Вы-саженность в ужас противостоит в без-дно-основности только лишь суще-бытующему, пересаживает в истину пра-бытия как основу основ.
Здесь всякое «Почему», о котором была сделана попытка задать вопрос, распадается в мелочности любопытного рассчитывыния и чистого успокоения и удовлетворения, как будто бы такое может подобать человеку, когда он – в силу стражничества-хранительства при «этом» пра-бытии – должен встретиться взором с богами – будто может быть пространство для дел и поучений там, где все есть основополагающее со-сущение вместе с самим пра-бытием.
Если в сфере вы-раз-мысливания пра-бытия еще ставится Почему-вопрос, то он может ставится только как переходный вопрос. Ответ уже больше не ведет к какой-то наивысшей причине, которое собирает все вместе, воедино, и улаживает все подобно первому пред-усмотрительному технику, но ответ указывает в пра-бытие так, что теперь Отвечающее в то же время разоблачает себя, совлекая с себя покровы, как сомнительнейшее и более всего достойное вопрошания – но для такого вопрошания, в котором Почему-вопрос всякий раз оказывается чересчур кратким, и даже вообще больше не выдерживает возлагаемой на него нагрузки.