Постижение любви. Судьба советского офицера

Так кто же смеет решать, кому жить на этой земле, а кому нет? Посохов размышлял на подобные темы гораздо более здраво, нежели Теремрин, поскольку сделал уже к тому времени первые шаги по тернистому пути к Истине. Собственно, помогло в том участие в боевых действиях, то есть то обстоятельство, которое в равной, а может быть даже и в большей степени воздействовало и на Теремрина, но не привело к тому переосмыслению своего поведения. Что делать!? У каждого свой путь к Истине, свой путь к Богу, своя Судьба. Посохов был моложе Теремрина, но, несмотря на это, к осмыслению некоторых истин пришёл раньше.

От раздумий оторвал телефонный звонок.

– Вас беспокоит старший редактор Военного издательства полковник Масленников, – услышал Посохов. – Вы нам принесли рукопись своего деда генерала Посохова?

– Да, приносил…

– Мы её рассмотрели и пришли к выводу, что она нуждается в серьёзной доработке.

Говоривший сделал паузу, но Алексей Посохов продолжал слушать, не решив ещё, как реагировать на сказанное.

– Вы сами заберёте рукопись или нам отослать её генералу Посохову? – спросил редактор.

– Заберу сам. В какое время лучше подъехать?

– Как вам удобнее.

– Хорошо, буду у вас через час. Пропуск закажете?

– Лучше я к вам спущусь в бюро пропусков.

Через час Посохов беседовал с редактором. Это был полковник лет сорока, приветливый и разговорчивый. Ещё во время прошлой беседы Посохов отметил, что редактор пришёл в военную печать, скорее всего, из войск, поскольку никак не походил на засушенную и скучную, но кичливую профессиональную журналистскую воблу.

– Я не хотел при всех говорить в редакции, потому что у меня свой взгляд на рукопись. Есть у нас такой полковник Наумкинд, который её зарубил. И я догадываюсь, по какой причине. Он заявил, что получилось какое-то романизированное повествование, а не мемуары.

– Что-то новое, – вставил Посохов.

– Он так выразился, – заметил редактор, явно открещиваясь от слов своего начальства.

– И в чём же романизированность?

Редактор достал рецензию и сказал:

– Замечу откровенно, что нетрудно догадаться о причинах отклонения рукописи. В рецензии указано на ошибки только в тех главах, которые не понравились рецензенту. Вот, к примеру, что написано о главе «Можайский десант». Читаю: «Известно, что военные мемуары – жанр точный. Автор должен описывать то, что видел сам и в чём сам участвовал. Но в рецензируемой книге автор вторгается в те пределы, которые не могли быть известны ему в описываемый период, ибо он был ещё младшим офицером. Особенно это бросается в глаза в главе «Можайский десант». Автор описывает события, которые происходили в штабе фронта, в ставке Верховного Главнокомандующего. Эту главу целесообразно исключить из рукописи».

– Наверное, можно было бы исключить лишь некоторые эпизоды, а не всю главу? – спросил Посохов.

– Безусловно, – ответил редактор. – Есть и другие формы подачи материала. К примеру, автор может сделать некоторое отступление и написать, будто уже после войны из мемуаров маршала Голованова ему стало известно то-то и то-то. И так далее. Но я понял, что эта глава не будет принята начальством в любом виде, так что при доработке её придётся исключить, иначе книга не увидит свет. Словом, ознакомьтесь с рецензией и сообщите, к какому сроку сможете представить рукопись в доработанном виде. Я же со своей стороны постараюсь включить книгу в план издания. Лично мне она понравилась.

Воспоминаний своего деда Алексей Посохов прежде не читал, а потому беседа с редактором заинтриговала его и он, приехав домой, засел за рукопись. Он даже ужинать не стал, ограничившись стаканом чая с бутербродом. Набрал за время этого краткого чаепития номер домашнего телефона Теремрина, но ничего, кроме длинных гудков в трубке не услышал.

Он не стал читать с самого начала, а открыл главу, посвящённую Можайскому десанту, то есть ставшую камнем преткновения.

С каждой прочитанной страницей всё более убеждался, что теперь у него к Теремрину есть и ещё одно дело – он решил попросить Дмитрия Николаевича прочитать и оценить рукопись.

Он периодически набирал номер домашнего телефона Теремрина, и едва тот привёз дочку домой, велев быстро собирать чемодан, раздался очередной телефонный звонок.

Посохов поздоровался и тут же перешёл к делу, заявив, что у него сразу два важных вопроса, один из коих напрямую касается Теремрина. Он, чтобы поговорить с глазу на глаз, вызвался отвезти утром на вокзал на своей машине Теремрина с дочкой, пояснив, что дела не терпят отлагательств, но по телефону решить их невозможно. Посохов заехал точно в назначенный час, но по дороге до Комсомольской площади коснулся лишь первого дела, пообещав о втором сказать на вокзале, улучив момент, когда они смогут остаться с глазу на глаз. Первым делом было издание воспоминаний деда, возвращённых на доработку из Военного издательства, и лишь на платформе, когда до отхода поезда осталось пять минут, и Теремрин, проводив дочь в купе, вышел в тамбур, Посохов, скороговоркой, вполголоса, сообщил:

– Мне звонила моя Людмила – ну, та, которая была со мной в Пятигорске. Помнишь?