Постъядер

Красная полоска окаймила горизонт. Пошел редкий мокрый снег. Неуверенно выглянул краешек солнца – луч, поплясав на обломках арматуры, перепрыгнул на лицо спящей Марины, пробежался по припухлым покрасневшим губам, веснушчатым розоватым щекам, блеснул в волосках бровей. Она открыла глаза, слабо улыбнулась.

– Утро?

– Утро, – приподняв ее голову, я поднялся с колен.– О!

– Ты чего?

– Ноги затекли, – простонал я. – Дьявол!

Тысячи иголок безжалостно вонзались в мышцы – хотелось и плакать, и смеяться одновременно. Я принялся неуклюже шагать по площадке, морщась и вскрикивая. Марина прыснула со смеху.

– Тебе-то хорошо, – закричал я.– О! Стрелковская пытка.

– Посмотрел бы ты на себя.

Я усмехнулся.

– Поднимайся сама, – крикнул. – Посмотрим, как у тебя!

Она встала и, притворно ойкнув, принялась вышагивать рядом со мной.

– О! Пытка стрелковская.

– Не притворяйся.

Подойдя к краю площадки, я посмотрел на ночного гостя, распластавшегося внизу, как черный крест.

– Лежит? – приблизившись, спросила Марина.

– Куда денется, с такой-то высоты.

Высота и вправду была головокружительная: при свете солнца весь город как на ладони – белый лист с зелеными и красноватыми крапинками.

Как я и думал, ни одного здания не уцелело. Неподалеку от башни начинался лес, уходящий к самому горизонту. Он казался сплошным, но я знал, что есть просека, по которой стелется железная дорога.

Где-то на окраине из-под земли поднимались клубы сиреневатого пара, будто беззубый рот старого курильщика выпускал дым.

– Андрей, пошли отсюда.

Я повернулся.

– Мне совсем не нравится этот город, – сказала Марина, глядя вдаль. – Да и есть хочется…

Мы подошли к лестнице.

– Я первый, ты за мной.

Марина кивнула.

Я перелез с платформы на лестницу и стал медленно спускаться.

– Андрей!

– Да?

– Мне страшно! Голова кружится!

Только этого не хватало.

– Цепляйся! Не смотри вниз!

Я остановился, задрав голову.

– Хватайся за перекладину!

Марина, зажмурившись, перелезла с платформы на лестницу.

– Держись крепче!

– Держусь… Кажется…

Она неуверенно засмеялась.

Я помог Марине соскочить с лестницы.

– Больше всего боюсь высоты, – призналась она, поймав мой взгляд.

Тело ночного гостя чернело впереди. Я направился к нему, невольно держа руку на рукоятке заточки.

– Андрей, ты чего?

– Да хочу глянуть… Стой на месте.

Я подошел к трупу, лежащему лицом вниз и припорошенному снегом. Широкая спина плотно обхвачена черной курткой, прожженной, изрезанной – дыры топорщатся желтым мехом; грязно-синие широкие штаны заправлены в носки; обут в тяжелые кованые ботинки. Одежка, как у игрока… Неужели, игрок? Таких здоровяков мне прежде встречать не приходилось. Плотный, кряжистый; руки – что бревна, а мощный затылок оброс бурой шерстью.

– Ого!

– Я же сказал тебе.

– Ты опять? – отмахнулась Марина. – Тоже мне, командир.

Она подошла к игроку, дотронулась носком ботинка до широкой руки.

– Андрей, может, перевернем его?

Марина прочла мои мысли.

– Ну, давай, – как будто нехотя, согласился я.

Мы вцепились в труп. Вот так тяжесть, черт подери!

Игрок на мгновение замер на боку и перевалился на спину. Несмотря на свою прожженную шкуру, я вскрикнул, как мальчик, и отпрянул, упав в сугроб. Марина взвизгнула и отшатнулась.

Лица нет. Есть бесформенный, зеленоватый комок, покрытый бледными волосками; в недрах комка скрываются волчьи глаза, а широко разинутая пасть обнажает звериные клыки.

Не сговариваясь, мы побежали к лесу, застревая в снегу. Прочь, прочь отсюда.

– Погоди, Андрей, не могу, – взмолилась Марина. Уткнулась в толстый ствол березы и, обняв дерево, замерла, тяжело дыша.

У меня прилип к спине свитер. За всю свою игру с Джунглями я никогда не убегал от страха. От страха, сросшегося с инстинктом.

– Что это было? – выдохнула Марина.

Стараясь восстановить дыхание, я пробормотал:

– Не знаю. Похоже, мутант…

– О, Боже! – девушка прикусила губу. Мне казалось, она сейчас заплачет.

Худо-бедно привыкший к уродству природы и животных, человек, столкнувшись с уродством себе подобного, содрогается.

– Какая-то ошибка, случайность, – проговорил я. – Все из-за проклятых зеленых луж…

Марина вытерла глаза. Какая ты все-таки плакса!

– Зачем он лез к нам?

Я вспомнил пасть, полную острых зубов, содрогнулся.

– Может быть, башня была его убежищем, а я припечатал ему между глаз, – пошутил неуклюже, не желая пугать и без того дрожащую девушку.

– Хорошо, что припечатал.

– Хорошо? А где же твой нюх на несправедливость?

– Хорошо, что припечатал, – повторила Марина, отпуская березку. – Пойдем скорее отсюда.

Негустой, но цепкий подлесок мешал идти; с деревьев время от времени падали сухие ветки. Пахло хвоей и свежим снегом.

В животе у меня заурчало… Нужно найти еду. Вот и Марина едва переставляет ноги…

Прошагали еще немного и девушка, обессилив, опустилась на выкорчеванное бурей дерево.

– Погоди, Андрей, передохну.

Я присел неподалеку. Знобило: на голодный желудок утренний холод пробирает намного сильней. Нужно добыть мяса. Нужно убить тварь.

По снегу, пересекаясь и дробясь, рассыпались цепочки следов, – все следы старые, припорошенные, едва ли стоит идти по ним. Хотя…

Я поднялся.

– Сейчас приду.