Постельный режим

Когда медсестра вышла, захлопнув рассохшуюся дверь с облупившейся краской, Артем перевел взгляд на соседей по палате. На койке напротив, прислонившись к стене, сидел тощий, словно мумия, мужчина лет шестидесяти. На его оголенной впалой груди синела татуировка со скорпионом, вскинувшим жало. Худое, изможденное лицо с глубоко запавшими глазами покрывала многодневная щетина; на заостренном черепе топорщились засаленные волосы. Вначале Артему показалось, что мужчина сидит на коленях, заведя руки за спину, но, присмотревшись, он понял, что перед ним был калека-ампутант: его конечности представляли собой короткие обрубки культей с безобразными шрамами. Артем вспомнил, что у его дядьки, воевавшего в Чечне, на груди тоже красовалась татуировка в виде скорпиона – символ бойцов, служивших на Северном Кавказе. Уж не там ли потерял руки и ноги калека напротив?

Левее от инвалида располагалась койка, на которой лежала груда жира – других слов для второго соседа по палате Артем найти не мог. Тучный мужчина, откинув лысую голову на подушку с пожелтевшей наволочкой, похрапывал во сне. Из уголка его мясистых, обмякших губ подтекала струйка слюны; толстые, в крупных родинках руки покоились на одеяле, наполовину укрывавшем его массивное тело.

Артем перевел взгляд. Левее спящего толстяка, на койке возле раковины расположился третий сосед по палате. Плешивый, низкорослый, на вид лет сорока, он сидел на кровати в заношенной майке и семейных трусах, доходивших чуть ли не до середины его волосатых ног со вздутыми варикозными венами. Уставившись в одну точку, он что-то тихо бормотал себе под нос, будто вслух вел беседу с внутренним «я».

– Давно вы здесь, мужики? – спросил Артем, чтобы хоть как-то начать разговор. – Ну и больничка, да?

Жирдяй в кровати и плешивый возле раковины никак не отреагировали на слова Артема – казалось, они даже его не услышали. А вот калека на койке напротив оживился: он заелозил спиной по стене, стараясь сесть поудобнее. Впившись в Артема острыми глазами, сверкавшими во впалых глазницах, он осклабился щербатым ртом с пожелтевшими от никотина зубами. Артем ждал, что он скажет, но реплики не прозвучало. Тогда он заговорил первым:

– Меня зовут Артем. А вас?

Плешивый проигнорировал вопрос, жирдяй продолжал похрапывать, а калека ответил сиплым голосом, будто уже давно ни с кем не разговаривал:

– Какая разница? Ты лучше скажи, голубчик, сигареты у тебя есть?

– Не курю, – отрезал Артем, а сам подумал: что ж, если его соседи по палате не хотят представляться, то он будет называть их Калекой, Плешивым и Жирдяем. Не дождавшись реакции от собеседника, он снова спросил: – Что это за больница? Мы в Калынгоне?

– Какая разница? – ощерился Калека. – Как будто это что-то изменит.

Странные ответы инвалида раздражали Артема. Сдерживая растущее недовольство, он как можно мягче проговорил:

– Послушайте, я хочу связаться с родней. Нужно сообщить им, где я нахожусь.

– Завтра придет врач – у него и спросишь.

Калека повалился на койку и, елозя как червяк, отвернулся к стене, словно давая понять, что разговор окончен.

– Спокойной ночи, голубчик, – прохрипел он.

* * *

Когда сумрак за окном сгустился, по коридору протопали шаги, и щелкнул выключатель: люминесцентные лампы на потолке погасли, и палата погрузилась в полумрак.

Соседи Артема давно спали. Жирдяй даже не просыпался, Калека захрапел сразу же после разговора с Артемом, а Плешивый, посидев некоторое время на койке, так же молча повалился в постель и засопел. Казалось, пациенты странной больницы пребывали в сомнамбулическом трансе с редкими эпизодами просветления сознания. Артем с растущим беспокойством подумал, ждет ли его та же участь?

Он по-прежнему не чувствовал ног, а вот руки с трудом шевелились, хотя поднять их все равно не получалось. Наковальня в голове и жжение в пояснице немного утихли – должно быть, подействовало обезболивающее. Артем, проваливаясь в вязкую полудрему, перебирал в памяти события, которые привели к аварии на гравийке.

Два месяца назад он развелся с Катей. Инициатором расставания была жена, и для Артема стало шоком ее признание: она его не любила, а их брак – «ранний и необдуманный», как она выразилась – превратился для нее в пытку. Тоска после расставания с Катей с каждым днем все глубже засасывала Артема в черную дыру отчаяния и депрессии. Однажды утром, проклиная очередное похмелье, он понял, что дальше так продолжаться не может: он либо сойдет с ума, либо выберется из этой ямы. Выход нашелся быстро. В гараже ждала старая отцовская «нива», на которой Артем решил совершить марш-бросок по любимым местам детства – таежным речкам и озерам, куда он каждое лето ездил с родителями и сестрой. Правда, последний раз Артем был в этих глухих краях в старших классах. Плохое знание маршрута его не остановило: в наши дни это не проблема, когда есть навигатор.