Постчеловек: глоссарий

В результате такого диапазона точек зрения постчеловеческое – далекое от стабильной и цельной идентичности – проявляет себя в огромном количестве разрозненных вопросов, которые не всегда можно объединить в одно тематическое поле. Таким образом, центральная ось размышлений в «Глоссарии» проходит через критический обзор и оценку многочисленных дискурсов, которые в настоящее время вращаются вокруг самого понятия антропоцена. Насколько оно полезно? Данная книга поднимает не теряющие критической актуальности вопросы о том, действительно ли осознание коллективной экологической, социальной и аффективной ответственности усиливает этическую агентность и политическую сознательность. Кроме этого, насколько инклюзивно и репрезентативно «поколение антропоцена»? Важность этих вопросов сопоставима с витальностью этой области: даже будучи относительно недавним неологизмом, антропоцен уже успел стать новым «антропомемом» (Macfarlane 2016). Он породил несколько альтернативных терминов, таких как «капиталоцен» (Haraway 2015a, 2015b), «антробсцен» (Parikka 2014), а также «плантациоцен» (Tsing 2015; Цзин 2017), «мантропоцен» (manthropocene) и «пластицен» (plasticene). Это изобилие не способствует линейной стабильности, но, скорее, благоприятствует интеллектуальному и художественному творчеству.

Подходя серьезно к картографической цели «Глоссария» в разборе текущего состояния исследований, мы также стремимся указать на отсутствующие звенья и исключения. В этом смысле «Глоссарий» пытается бросить вызов современным властным проявлениям, отдающим предпочтение европоцентричным традициям критической мысли и последовательно не использующим работу «деколониальной критики», «неоколониальной» политики и исследований чернокожих (black studies). Мы категорически против монокультур, особенно в вопросе постчеловеческого сознания (Shiva 1993). Хотя в «Глоссарии» предлагаются несколько статей о постколониальных и расовых областях посгуманистических исследований, мы осознаем наши критические упущения и рассматриваем их как ограничение этого сборника – буквально как вопрос конечности. Как и все картографии, «Глоссарий» предлагает лишь частичный отчет и обзорный взгляд на эту область в данный момент времени[4].

«Глоссарий постчеловека» также пытается перекинуть мосты через ряд других недостающих звеньев. Во-первых, он преследует цель соединения исследований и критической мысли с реальными проблемами и практическими примерами, имеющими непосредственное отношение к индивидам и обществу сегодня. Хотя сегодня идет много разговоров о «влиянии» академической работы на реальный мир, пропасть между ними остается огромной. Это издание начинается с заполнения этой пропасти. Во-вторых, цель «Глоссария» – соединить художественную и кураторскую практику с научными исследованиями, технологическими инновациями и исследовательской работой. Это подразумевает непредвзятое отношение с обеих сторон и веру в то, что эти диалоги могут принести много пользы. Предположение о том, что нам нужно экспериментировать с разными способами мышления, отводит современным художникам решающую роль в глазах ученых, сражающихся со сложившимися протоколами академической работы и языка. Верно и обратное утверждение.

В-третьих, целью «Глоссария» является соединение разных поколений мыслителей и пользователей человеческих и не-человеческих технологий. Это особенно актуально теперь, когда электронные сети вступают в свое энное рабочее поколение, а все новые генерации человеческих и не-человеческих онлайн-пользователей получают имя «цифровых аборигенов». Важно изучать и прорабатывать их соответствующие оценки нашего нынешнего затруднительного положения и исследовать последствия того факта, что индексированные по возрасту различия сегодня структурируются значительными инфраструктурными расхождениями, такими как доступ к биомедицинским технологиям, которые продлевают и сегментируют жизнь, с одной стороны, и накапливают долги, с другой. Такие структурные неравенства еще больше усложняют межпоколенческие отношения. Здесь постгуманистический подход предлагает свежий взгляд на оценку межпоколенческой справедливости в антропоцене и в контексте великого цифрового разрыва. Также возникает потребность проанализировать последствия высокого уровня технологической грамотности в молодежной культуре миллениалов для их отношения к знаниям и опыту критически мыслящих старших поколений и, например, для формулировки «социально справедливой педагогики».