Другое дело Егор – занимаясь в музее, он выбрал свою профессию. Первое время было похоже на игру: теперь не раввин и не моряк, а египтолог. В одиннадцать лет он сделал свой первый научный доклад. Сначала это было маленькое выступление на занятии в кружке. Впрочем, он отнесся к этому серьезно, репетировал дома. Мама сказала, что материала мало, надо еще готовиться. Они вместе листали книги, делали выписки, снова репетировали. Выступление на кружке оказалось лучшим из возможных для школьника. Повторное выступление состоялось в лектории музея. Прямо как у взрослого. У нас сохранилась фотография с этого выступления – Георгий с указкой в руках около трибуны и экрана, на котором показывали диапозитивы.
Егор после шестого класса занятий в музее не забросил, но это был особый формат, для избранных учеников.
Один из проектов в нашем детстве оказался совершенно проваленным – попытка дать нам музыкальное образование. Все интеллигентные и вообще все заботливые родители пытаются учить детей музыке.
Далеко не у всех получается. Иногда нет условий. Условия у нас были: бабушка в молодости хорошо пела, у нее был рояль (настоящий рояль, не пианино – вообразите!), давать нам уроки приходила бабушкина подруга, концертмейстер из консерватории. Звали эту импозантную даму Татьяна Николаевна Романова. Мы с Егором иногда говорили между собой, что это и есть уцелевшая от расправы дочь императора Николая Второго. Это была часть нашей игры: что такое не может быть правдой, мы прекрасно понимали. Но на нашу фантазию повлияли совпадение имен и иногда возникавшие разговоры о том, что одна из великих княжон уцелела, живет где-то на Западе. Говорят, то была самозванка. Может, тоже чья-то игра, газетная утка?
Мы учились играть на рояле. На даче занятия продолжались, там была небольшая, примерно размером с пианино, фисгармония. Но всё без толку. Конечно, мы мало старались, но ребенок способный, только несобранный, обычно некоторых успехов достигает. У Георгия было несколько сложнее, а мои музыкальные таланты попросту не только ниже средних, а вообще ниже того, что только можно вообразить. Я старательно запомнила, как какая нота записывается, какой клавише это соответствует. Смотрела в ноты, тыкала в клавиши, старалась заучить наизусть. Получалось плохо и медленно. У Егора чуть-чуть лучше, но и только. Мы теряли терпение, хотели всё бросить. Взрослые настаивали, что надо продолжать занятия, что музыкальный слух можно развить.
Можно ли развить то, что в принципе отсутствует? Не совсем так. Если бы так, музыка была бы мне глубоко безразлична. Встречаются и такие люди, живут ничем не хуже других. А я хожу на концерты, слушаю пластинки и музыкальные передачи.
Можно ли что-то развить, если ни ученик, ни педагог не имеют представления о том, что и как надо развивать? Татьяна Николаевна работала в консерватории, там такие профаны, как я, не водятся. Повторюсь, я смотрела в ноты, тыкала в клавиши, а звук оставался вне сферы внимания. Возможно, в этом была ошибка. Я уже потом, спустя много лет стала так думать, когда пыталась понять, почему же все-таки ничему не научилась за несколько лет. Кстати, о музыкальной школе вопрос даже не поднимался. Туда не берут без музыкального слуха и чувства ритма. Его у меня, может, тоже нет?
Георгий не только ходил на концерты, он хорошо знал теорию и историю музыки, мог рассказать такое, что заинтересует даже профессиональных музыкантов. Вместе с тем многие замечали, что у него, как говорится, совсем не было слуха.
В середине шестидесятых годов и в середине зимы в нашу размеренную жизнь вторглось непредвиденное событие – капитальный ремонт в нашем доме. Судя по ветхости дома, ожидали скорее сноса. Он и простоял после ремонта меньше десяти лет. Но так уж получилось.
Творится нечто невообразимое. Отключают то электричество, то водопровод, то газ. Разбирают то пол, то потолок, то стены. Вещи приходится переносить из комнаты в комнату и самим переселяться. Хорошо хоть, открылась возможность для маневра. Среди наших соседей были сестры Антонина Владимировна и Мария Владимировна Виноградовы. Их брат, академик Виноградов, тоже жил в Москве, бывал у них в гостях. И вот перед самым ремонтом академик Виноградов купил для своих сестер кооперативную квартиру. Они попрощались с прежними соседями и уехали. В «виноградовской» комнате мы и прожили большую часть ремонта. Вернее, там жили мама и Егор, часть времени я.