Дни шли, золотые дни: запах сена, чудесное раннее лето — только всё впустую для Джека. Точнее, впустую на девять десятых: хотя его финансовые и служебные дела всё более ухудшались и усложнялись, он дважды съездил в Бат, чтобы навестить своего старого друга леди Кейт, нанёс визит миссис Уильямс в кругу семьи в первую свою поездку, а во вторую повидался с Софией — чисто случайно встретился с ней в бювете. Вернулся он одновременно воодушевлённый и расстроенный, но всё же больше похожий на себя, на то жизнерадостное и неунывающее существо, которое Стивен всегда знал.
«Я твёрдо решился на разрыв, — писал Стивен. — Я не приношу радости и не получаю её. Одержимость — это не счастье. Я вижу чёрствость, которая холодит моё сердце, и не только моё. Чёрствость и сверх того многое другое: страстное желание превосходства, ревность, гордыня, тщеславие — всё, кроме недостатка смелости. Ошибочное суждение, неопределённость цели, недоверие, непостоянство; я мог бы добавить бессердечность, если бы не наше незабываемое прощание в воскресенье вечером, невыразимо трогательное для такого своенравного создания. И конечно, стиль и грация, выйдя за определённые пределы, заменяют собой добродетели — а стало быть, и впрямь являются добродетелями? Но из этого ничего не получится. Нет, я больше в этом не участвую. Если эти шашни с Джеком не прекратятся, мне придётся уехать. И если он не остановится, то может обнаружить, что положил столько усилий, чтобы навредить самому себе; и она тоже — он не тот человек, с которым можно играть. Её легкомыслие удручает меня куда сильнее, чем я могу выразить. Это всё очень несообразно тому, что она зовёт своими принципами; и даже, я полагаю, её истинной натуре. Она не может теперь хотеть его в мужья. Ненависть к Софии, к миссис У.? Какая-то неопределённая месть? Удовольствие от игры с огнём на пороховом складе?»
Часы пробили десять; через полчаса он должен был встретиться с Джеком в Плимптоне, возле площадки для петушиных боев. Он вышел из тёмной библиотеки в залитый солнцем двор, где его ждал мул — на его шкуре играли свинцовые отблески. Навострив уши, он хитровато смотрел куда-то вдоль аллеи позади конюшен, и, проследив его взгляд, Стивен увидел почтальона, крадущего грушу со шпалеры в саду.
— Вам двойное письмо, сэр, — сообщил почтальон напряжённо и официально; грушевый сок стекал у него из угла рта. — Два шиллинга восемь пенсов, с вашего позволения. И два для капитана, одно франкированное, другое из Адмиралтейства.
Заметили ли его? Расстояние весьма очень велико, так что вряд ли.
— Спасибо, почтальон, — сказал Стивен, расплачиваясь. — Похоже, вы сделали изрядный круг по жаре.
— Что ж, верно, сэр, — откликнулся почтальон, с облегчением улыбаясь. — Пасторский дом, дом Крокера… потом ещё письмо доктору Вайнингу от его брата из Годмершема, так что полагаю, он приедет в воскресенье, а затем сразу к молодому мистеру Сэвилу — письмо от невесты. Никогда ещё не видел таких любительниц письма строчить; вот радости-то будет, когда они наконец поженятся и смогут всё высказать устно.
— Вам жарко, вы хотите пить: попробуйте грушу — это помогает от застоя гуморов.
Когда Стивен появился, главное действие уже началось: арену плотным кольцом обступила толпа фермеров, торговцев, цыган, барышников, сельских джентльменов — все сверх меры возбуждённые; единственным, что не отвращало взгляд, была отвага птиц на арене.
— Один к одному на крапчатого! Один к одному на крапчатого! — выкрикивал высокий цыган с красным шарфом на шее.
— Идёт, — сказал Джек. — Пять гиней на равных на крапчатого.
— Принято, — сказал цыган, оглядываясь вокруг. Сузив глаза, он добавил шутливо-льстивым тоном: — Пять гиней, господин? Какое богатство для бедного путешественника и капитана на половинном жаловании! Я кладу деньги, а? — он выложил пять блестящих монет на бортик арены. Джек выпятил челюсть и одну за одной выложил свои гинеи. Владельцы бойцовых петухов вынесли птиц на арену, крепко сжимая их и нашёптывая что-то, близко склонясь к их головам, плотно покрытым короткими перьями. Петухи вышли на цыпочках, бросая взгляды по сторонам, и двигались по кругу, пока не встретились. Оба одновременно взлетели вверх, блеснули стальные шпоры, они обменялись ударами; это повторялось снова и снова — вихрь посреди арены и дикий рёв вокруг неё.
Крапчатый петух, без одного глаза и с кровоточащим вторым, едва держался на ногах, но не сдавался, высматривая врага сквозь туман: увидел его силуэт, пошатываясь, двинулся в его сторону и получил смертельную рану. Но и теперь он не желал умирать; он упорно стоял на земле — шпоры соперника молотили его по спине — пока, наконец, обессилевший победитель не придавил его к земле своим весом; противник и сам был настолько покалечен, что оказался не в состоянии подняться и издать победный клич.
— Давай выйдем и присядем снаружи, — сказал Стивен. — Эй, мальчик, принеси нам пинту хереса на скамейку снаружи. Ты не против?