Пост-капитан

Утренняя столовая в Мэлбери-Лодж тоже была жизнерадостной, но по-другому. Мрачноватое красное дерево, турецкий ковёр, тяжёлые кресла, запах кофе, бекона, табака и мокрых мужчин: с самой зари они рыбачили и теперь приближались к середине заслуженного завтрака — завтрака, который занимал всю площадь широкой белой скатерти: жаровни, кофейники, подставки для гренок, вестфальская ветчина, ещё нетронутый пухлый пирог и форель, которую они поймали утром.

— Это — та, что попалась под мостом, — сказал Джек.

— Почта, сэр, с вашего позволения, — объявил слуга, Бережёный Киллик.

— От Джексона, — сказал Джек. — И ещё одно от судебного поверенного. Извини, Стивен. Я только посмотрю, что он имеет мне сказать — как он извинится.

— Боже, — вскричал он через миг. — Этого не может быть.

Стивен бросил на него быстрый взгляд. Джек передал ему письмо. Мистер Джексон, его призовой агент, один из самых солидных представителей своей профессии, обанкротился. Он дал дёру в Булонь, прихватив с собой оставшуюся наличность, а его партнёр заполнил декларацию о банкротстве, без надежды выплатить более чем по шесть пенсов за фунт.

— Что здесь самое скверное, — сказал Джек убитым голосом, — это то, что я велел ему переводить все деньги за захваченные на «Софи» призы в государственные процентные бумаги по мере их поступления. Некоторые суда не конфискуют по нескольку лет, если владельцы заявляют протест. Но он этого не делал. Он выдавал мне деньги, которые, по его словам, были процентами с тех бумаг, но это не так. Он оставлял все поступления себе, держал всё в своих руках. Всё пропало, до последнего фартинга.

Он некоторое время пристально смотрел в окно, взвешивая второе письмо на ладони.

— А это от судебного поверенного. Должно быть, о тех двух нейтральных судах, по поводу которых поступил протест, — сказал он, ломая наконец печать. — Я почти боюсь открывать его. Да, так и есть. Вот он, мой подветренный берег. Вердикт отменён: я должен вернуть одиннадцать тысяч фунтов. У меня нет даже одиннадцати тысяч пенсов. Подветренный берег… как теперь от него лавировать? Есть только один способ: я заберу своё прошение на повышение и буду проситься на шлюп — коммандером. Мне нужен корабль. Стивен, одолжишь мне двадцать фунтов? У меня нет наличных. Мне надо сегодня же в Адмиралтейство. Нельзя терять ни минуты. Ох, я же обещал Софии поехать кататься с ней верхом: но это я ещё успею.

— Езжай в почтовой карете. Тебе нельзя прибыть туда вымотанным.

— Да, именно так я и поступлю — ты совершенно прав, Стивен. Спасибо. Киллик!

— Сэр?

— Бегом в «Козу» и передай, пусть пришлют карету к одиннадцати. Уложи саквояж — на пару дней; нет, на неделю.

— Джек, — торопливо проговорил Стивен, когда слуга вышел. — Прошу тебя, не говори пока об этом никому.

— Вы ужасно бледны, капитан Обри, — сказала София. — Я надеюсь, вы больше не падали с лошади? Входите; пожалуйста, входите и присядьте. О Боже, я уверена, что вам просто необходимо присесть.

— Нет-нет, клянусь вам, за последнюю неделю я с лошади не падал, — сказал Джек, засмеявшись. — Давайте прогуляемся, пока светит солнце, а то потом мы можем вымокнуть до нитки. Видите тучи на юго-западе? Какое у вас красивое платье.

— Вам нравится? Я его в первый раз надела. Но, — сказала она, по-прежнему глядя с беспокойством в его лицо, покрытое теперь нездоровым румянцем, — вы уверены, что не хотите чашечку чаю? Его можно быстро приготовить.

— Да-да, входите и выпейте чаю, — закричала из окна миссис Уильямс, прижимая к горлу воротник своего жёлтого платья. — Мы его мигом заварим, а в маленькой гостиной горит камин. Вы сможете выпить его вместе — очень уютно. Я уверена, что Софи просто до смерти хочет чаю. Она будет очень рада выпить с вами чаю, капитан Обри, так ведь, Софи?

Джек улыбнулся, поклонился и поцеловал ей руку, но его железная решимость не входить осталась непоколебимой, и через некоторое время они уже вместе ехали верхом вдоль Фоксденской дороги к подножию холмов.

— Вы точно не падали с лошади? — снова спросила Софи, не столько потому, что думала, будто он не заметил вопроса и его нужно повторить, сколько из желания как-то выразить свою искреннюю заботу.

— Нет, — сказал Джек, глядя на это милое, обычно отстранённое лицо, которое теперь было исполнено такой нежности и беспокойства, словно уже имело на это какие-то особенные права. — Но я только что получил просто убийственный удар. Чертовски неожиданный удар. Софи… я могу называть вас Софи, ведь так? Мысленно я всегда вас так называю… В своё время на «Софи», на моем шлюпе, я захватил пару нейтралов, что направлялись в Марсель. Их документы утверждали, что они идут с Сицилии в Копенгаген с грузом серы. Но на самом деле они уже, считай, что вошли в Марсель: я находился на расстоянии пушечного выстрела с береговой батареи, когда взял эти суда. А серу везли во Францию.

Для Софии «сера» означало вещество, которое смешивают с патокой и дают детям по пятницам, и она отчётливо вспомнила, как оно противно застревает в зубах. Это отразилось на её лице, и Джек добавил: