Post-apocalypse now

Но, Боже, какая гениальная работа! Как же глубоко! Да, тут нужно приложить не дюжие  умственные усилия, чтобы постичь замысел творца. Ведь война и вправду была, пусть её и называли холодной. И Россия в этой войне потерпела поражение. Сокрушительное, убийственное поражение. Страна не претерпела реальных ядерных ударов, но апокалипсису случиться это не помешало. Стоит присмотреться к любому городу российской глубинки, и можно легко разглядеть убитые дороги, неухоженные дворы, грязные, пыльные тротуары, разбросанный всюду мусор; увидеть не знавшие ремонта со времён той самой войны больницы, поликлиники и школы; а ещё изувеченные временем деревянные бараки, гниющие и холодные, в которых, мучаясь, живут люди; и, конечно, бесчисленные унылые дома-муравейники – хрущевки и панельные девяти-десяти-этажки, что строились как временный жилой фонд, а оказались бессрочным; застывшие натуральными, но ненужными декорациями руины заброшенных заводов, фабрик, и прочих погибших титанов промышленных зон».

Фёдор вспомнил вдруг, как матерился таксист, когда вёз его через весь город сюда, в музей.

«Про наши дороги, – продолжил он рассуждать, –  вообще можно говорить отдельно и бесконечно. Хорошо, что я сам не водитель, а то ещё и матом пришлось бы думать. Ведь когда едешь по ним в такси, к примеру, невольно думаешь, что их только вчера закончили бомбить…

Да, последствия недавней войны очевидны. И хоть самих бомб никто не сбрасывал, всё же, следы применения некоего, неимоверно более разрушительного  оружия массового поражения налицо. Сегменты вредоносной нейро-программы укоренились в умах поколений, выросших на руинах павшей империи. Впрочем, не только в их головах, но и в головах тех, что встретили апокалипсис уже в зрелом возрасте. Тут уже много всего сказано и написано умными и не очень людьми, тема девяностых годов в России изъезжена вдоль и поперёк. А чтобы объективно рассуждать о нынешнем качестве жизни, о том, далеко ли нам всем до дна, не нужно быть профессиональным скоморохом-промывателем податливых мозгов на государевой службе, достаточно, как сказал классик: «просто посмотреть в окно».

 Увы, всё это мертво, ибо погибло от  заокеанского оружия массового поражения – СМИ, пиара и пропаганды. Они, эти сеятели мира, свободы и Макдоналдса, сломали колоссовы глиняные ножки, загнав его непосильной гонкой вооружения, соревнованием в ширине сфер влияния и длине когтистых рук. И хотя воронок от ядерных взрывов не видно на наших бескрайних просторах, разрушения налицо.

И удары были нанесены не только по материальным ценностям, основной урон приняли люди; массовое сознание народа было очищено от всяких идей патриотизма, общности и социальной ответственности, взамен которым были внедрены новые вирусные архетипы и гештальты: менеджмент, бизнес, и право на бесконтрольное обогащение, пусть и в ущерб прочим; культурный стержень был сломан, выброшен, а на его место залили кока-колу и эмтиви. В девяностых, на руинах и радиационном пепелище рождалось целое поколение мутантов, поколение, отравленное западной ложью с рождения, поколение, с нарушенной системой ценностей, с внедрённым тлетворным материализмом и отсутствием способности строить правильные выводы и иметь личное мнение. Поколение калек, которые достойны жалости, но уверены в своей силе и, более того, считают умственными инвалидами всех прочих. Поколение это повзрослело, и бродят теперь они по серым грязным улицам меж серых домов, словно зомби… Живут в интернете, не хотят работать, и в глубине души мечтают уехать навсегда из этой «рашки». На запад.Чем не постапокалиптическая Россия?! Гениально».

Тут Федю кто-то похлопал по плечу, он вздрогнул, обернулся и увидел бородатого зомби-мутанта, который держал в руках картину.

«Дайте, я картину-то повешу», – сказал мутант и, нахмурившись, оторвал со стенки фотографию, которая оказалась газетным разворотом, грубо посаженным на гвоздь.

«Опять охранники свои сканворды по ночам где попало ныкают», – раздраженно пробормотал зомби, оказавшийся работником музея, и бросил газету на пол. Газета неровно распласталась, и на некоторых ее страницах Фёдор действительно увидел фрагменты сканворда.

Зомби-мутант повесил картину на место, и перед растерянным Фёдором возник безрадостный и заезженный пейзаж: полуразрушенные сталинские высотки, под мглистым, болезненным  небом, груды обугленных, искореженных машин на остатках разрушенного же проспекта, и черепа, много черепов и костей.

«Фу, – облегченно подумал он, – вот и сама картина «post-apocalypse now in Russia», а я-то уж напридумал себе черт знает чего! Ну и фантазия, однако!»

Улыбнувшись своему умственному озорству, он пошёл дальше и продолжил осматривать экспозицию.

Через час он вышел из музея. Настроение было отличное. Взглянув на набухшее от кислотных туч чернеющее небо, он прохрипел сгнившей гортанью что-то невнятное и поковылял по хрустящим под ногами костям по выжженной мостовой вдоль бесчисленной вереницы сгоревших машин. Домой.