Плачет горлинка в кустах, словно по покойнику,Только жизнью рисковать мне не поперву.Я лазоревый цветок на былинке тоненькой,Наклонившись на скаку, бережно сорву.Вскоре будет хуторок, не проеду мимо я,Там в знакомом курене девица-краса.Подарю я ей цветок и скажу – Любимая,Он такой же голубой, как твои глаза.Вот ещё один цветок, солнышком отмеченный.Подберу-ка и его, не сходя с коня.Вместе с синим подарю любушке при встрече я,Чтоб подолее она помнила меня.Я скажу ей – На, возьми эту искру Божию,В золотистую косу ловко заплети.Видишь, волос и цветок колером похожие?Это значит – о тебе думал я в пути.Вот и третий, ярко-ал, как уста зазнобушки.Мне сорвать бы, только конь прянул круто вбок.Выстрел сзади прозвучал, порхнули воробушки,И я, раненный, в седле усидеть не смог.Ох, не зря с утра в кустах горевала горлинка…Мне густая пелена застилает свет,Помираю, братцы, я под ногами коника,Рядом красною рудой залитый букет.
Атаман
Что печалишься-кручинишься, казак?Что склонил ты буйну голову на грудь?Не огонь, а горе-олово в глазах,Хоть с войны теперь домой намечен путь.Много смерти повидал ты, атаман,Вёрсты щедро кровью политых дорог,Но на теле не сыскать рубцов и ран.Ни царапины! Знать, Бог тебя берёг.Как на солнышке «егории» блестят!Конь гнедой довольно хрупает овёс.Почему же, расскажи, не весел взгляд,На обветренных щеках следы от слёз?– Было трое в нашем хуторе друзей,Не разлей вода, как люди говорят:Я, Василий Ларионов и ЕвсейКомаров, да больше нет моих ребят.Всю войну прошли с начала до вчера,Били ворога втроём плечо к плечу.И ведь надо ж, два осколка от ядра…Погодите, братцы, трошки помолчу…Понимаю, что война на то дана,Что казак в бою всегда готов на смерть…Подойдёт ко мне Евсеева жана,Как в глаза её мне горькие смотреть?Как мне матери Василия сказать,Где найти для чёрной вести столько сил?– Нету сына у тебя меньшого, мать,Вслед за старшими он голову сложил.Вот поэтому невесел ноне я,И горилка чистой кажется водой.Уходили вместе верные друзья,А домой вернулся я один живой.