Посох для чародея

Он прав, подумал я с грустью, абсолютно прав. Демократия — власть быдла! А что для быдла важно? Хлеб да зрелища. Точнее, много вкусного и море развлечений. Остальное вторично. У нас даже религии как таковой нет, потому что религия, какая бы она плохонькая ни была, все-таки тяготеет к духовному, накладывает ограничения. Несколько обветшалых храмов Алара не в счет. Единственную верховную власть, Серый Орден подавили триста лет назад. И с тех пор чародеи стали слугами, а не повелителями. И я тоже слуга, в школе и университете вдалбливали — маг служит остальным, делает жизнь более комфортной и спокойной, защищает, лечит. Но не повелевает. Ибо личиком не вышел. Идеи Ордена извратили, уничтожили. Ведь чародеи тех времен мечтали создать государство, свободное от власти сеньоров, священнослужителей и даже богов, государство гордых и сильных людей. А в итоге сами стали лакеями.

— Ты прав, Патрик, — тихо сказал я, — ты прав… Но если попробовать все изменить…

— Не дадут, — грустно сказал офицер. — По доброй воле на это не пойдут. Только прекраснодушные идиотики ринутся строить светлое будущее, но сам понимаешь, какой с них спрос. А если силой, то зальем кровью все Свободные Земли.

— Так ты предлагаешь оставить все как есть?

— Не знаю, — с мукой в голосе сказал Патрик. — Просто не знаю. Да и не в наших это силах. А Шеду я завидую. Черной завистью…

Бал все-таки начался. В середине зала освободили место, музыканты поднатужились, стали играть громче, веселее. Но танцевали мало, в основном молодые девушки и юноши. Богатеи столпились рядом, морды скучные. Смотрят на кружащихся в танце со снисхождением, кривят толстые губы в вялых улыбках. Я присмотрелся к толпе разряженных болванов и передернулся от омерзения. Нет, это не люди. Куклы. Равнодушные, злые, испорченные. Ходят, говорят, даже едят и пьют, но на лицах не отражается чувств. Лишь слабые отблески нормальных людских эмоций.

— Ты танцуешь? — спросил Патрик.

— Не умею, — признался я.

— Правильно, настоящие мужчины не танцуют.

— А что они делают? — заинтересовался я.- Fly эти, настоящие…

— Воюют, — твердо сказал начальник стражи. — А еще рушат, строят. Занимаются любым мужским делом. Танцуют лишь бездельники, придурки и неумехи.

— Тогда этих тоже можно причислить к настоящим? — кивнул я на толпу позолоченных толстяков.

Патрик проследил за моим взглядом, скривился, словно съел что-то горькое.

— Эти были настоящими, — тихо сказал он. — Если бы не были, не достигли бы того, что имеют сейчас. Многие, конечно, получили богатство по наследству, но большая часть добилась всего сама.

— Но что тогда случилось с ними? — спросил я.

— А ничего, — Патрик пожал плечами, посмотрел на богачей с презрением. — Пресытились, решили, что всего достигли. И остановились. А остановившись, утратили все то, что делало их людьми и мужчинами. Настоящий мужчина должен иметь цель в жизни. Маленькую, большую — неважно. Но цель должна быть. Ты продираешься вперед, на своем пути чему-то учишься, что-то приобретаешь. Но если, упаси боги, останавливаешься хоть на миг, теряешь все.

— Они богаты, — пробормотал я.

Патрик остро глянул на меня, цокнул языком.

— Богаты, — согласился он. — Но им это уже не нужно. Чахнут над своим золотом, по привычке гребут еще больше, но деньги не дают им счастья.

— По-твоему, лучше быть бедным, но счастливым? — удивился я.

— Не знаю, — отмахнулся офицер. — Мне кажется, лучше всего искать золотую середину. Деньги — не цель жизни, а всего лишь средство сделать ее комфортней.

— Странные мысли для жителя Свободных Земель, — удивился я.

— Мой отец был скифрским рыцарем, — сказал Патрик, помрачнев. — Безземельным. Тут надеялся найти себе дело, заработать на жизнь.

— И? — поинтересовался я.

— Умер в нищете, — сдавленно произнес офицер. Лицо равнодушное, но видно было, что воспоминание причиняет ему боль. — Был слишком гордым. В торговле нужно обманывать, а он так и не смог научиться. Заниматься земледелием было бы позором. Наемником бытьь не хотел. Мне исполнилось семь, когда он умер от какой-то болезни. Излечимой. Но денег не было даже на еду, не то что на лекарства.

— Прости, — тихо сказал я. — Не хотел бередить душу.

— Ничего, — махнул рукой Патрик. — Ты неплохой парень, Эскер. Но не прогибайся, как я. А если прогнешься, то постарайся… несильно. Если видишь цель, иди к ней, несмотря ни на что.

Я хотел спросить, в чем же он все-таки прогнулся, но сдержался, промолчал. Зачем доставлять хорошему, в сущности, человеку лишнюю боль?