Пособие по выживанию

И произнес он это сочувственно и переживательно, я тут же пожалела несчастного и тихо спросила:

— Плохо тебе, да?

Мужик закрыл глаза. Посидел так с минуту цельную, опосля распахнул очи свои черные, и тут же в помещении светло-пресветло стало, аки день белый. А этот черноглазый ко мне ближе подался, в глаза заглянул да словно самому себе и сказал:

— Зрачки не расширены, но взгляд рассредоточен. И смена настроения молниеносная. Какая-то новая дурь, да, Станислава?!

И тут у меня появилась рука. Вполне себе даже волосатая местами рука, которая из воздуха прямо появилась, легла на мою грудь и начала ее прощупывать. Я от подобной наглости оторопела, а мужик напротив задохнулся бешенством и прорычал:

— Мразь, конечность оторву!

— Ага, — следя за рукой, которая беспардонно мне за корсаж забралась, сказала я, — и оторвешь, и в ж… пасть засунешь, вот!

Черти на меня определенно плохо влияют…

Тут конечность нашла что ей надо было и сжалась.

И последнее, что я видела, — как в черных глазах потрясающего мужика вспыхивает такой ярко-красный огонь.

А потом стало очень темно, и как-то сразу опять светло, и кто-то знакомым голосом сказал:

— Григорьева, лучше б вы храпели!

И я открыла глаза.

А за окном была ночь. Темная такая, звездная. А тут горели шесть свечей, и я на кровати лежала, и метла рядом, а надо мной склонился черт, и он в руке своей держал мой кулон, который Вреднум подарил.

— Не знаю, кого вы там во сне доставали, — прошипел декан чертового факультета Владлен Азаэрович, — но мне его стало искренне жаль.

И, отпустив кулон, черт развернулся и ушел обратно за стол, за которым чего-то писал. А я села, посмотрела на лежащую рядом метлу, взяла ее, обняла, к себе прижала и сижу, оглядываюсь. И заметила — это не спальня.

— А мы где? — осторожно поинтересовалась у злого черта.

— Мой кабинет, — хмуро и вообще недружелюбно ответили мне.

— Да? — оглядела место, на котором до этого лежала. — А зачем вам в кабинете кровать?

Очень медленно Владлен Азаэрович поднял голову и очень злым взглядом одарил. Таким злым, что я как-то с ходу поняла, зачем темпераментным чертям кровать в кабинете, и для каких целей они ее используют, и…

— Ой, — стремительно подскакивая, воскликнула потрясенная ведьма. — А вы тут хоть простыни стиранные мне постелили или как у чертей, в смысле одна на всех?!

В руках декана боевого факультета треснуло и сломалось писчее перо.

— Нестиранные, — решила я и, поставив метлу рядом, начала методично отряхивать юбку, и корсет, и чулки, и даже туфли.

И вот когда я с туфлями закончила и выпрямилась, оказалось, что кто-то злой и волосатый в бешенстве стоит рядом. Стоит и смотрит.

А потом как прорычит:

— Знаете, Григорьева, моему терпению пришел конец.

— Кстати, вопрос, — я отряхнула и лиф платья заодно. — Чего я, собственно, в вашем кабинете посреди ночи делаю?

— Отсыпаетесь! — прошипел декан чертового факультета.

— А меня что, из моей комнаты выселили? — искренне удивилась я.

Резкий вдох, шумный выдох и рык:

— Значит так, Станислава, пока не подпишете мне документ, вы отсюда не выйдете!

Мы с метлой переглянулись. Не то чтобы метла на меня смотрела, но я вот точно на нее глянула, а после на Владлена Азаэровича, ему и сказала:

— Поспорим?

От моей наглости обалдели и черт, и метла, и даже я сама. Первым пришел в себя самый временем проверенный, то есть Владлен Азаэрович.

— Послушайте, Григорьева, — начал он, надвигаясь на одну перепуганную ведьмочку и не обращая внимания на трусливо спрятавшуюся в шкаф метлу, — шутки в сторону — вы перешли границу.

Сглотнула, сбледнула, спужалась даже. Потом вспомнились слова дядь Никодима про то, что черти мне ничего не сделают, потому что в УВМ это запрещено, и я шагнула навстречу декану чертового факультета и, зажмурившись, чтобы не так страшно было, выдала:

— А драки в университете ни-ни!

В ответ тишина.

Медленно приоткрыла один глаз и… второй распахнулся сам! Потому что Владлен Азаэрович, пристально глядя на меня, расстегивал пуговицы камзола. Молча, решительно, зло!

— Ой, — я отступила, — а что это вы сейчас делаете?

Черт сорвал с себя камзол, не глядя отшвырнул его куда-то в сторону, расстегнул рукава на рубашке, закатал их.

— Владлен Азаэрович! — воскликнула я, глядя на эти молчаливые приготовления.

— Да, моя сладкая, — злым шепотом отозвался он. — И можно Влад, исключительно для тебя и только на эту ночь.

И тут что-то грохнулось. Я думала, моя челюсть, но нет — только моя метла.

— Ты мне утром все подпишешь, — начиная расстегивать рубашку, прошипел взбешенный черт. — Разрешение на заселение, ТБ, даже договор о продаже души! И поверь — все исключительно по собственному желанию!

— Вы… вы… вы…

— Я, — он сделал шаг, — я, — одна рука обвила мою талию, рывком прижимая к сильному телу, — я, — уже практически прошептал, скользя пальцами по моему лицу и пристально глядя мне в глаза…

Вспышка.