— Знаю, что такое наркоз и скальпель, но никогда не смогу сделать операцию сама, — объяснила Даша. — На вас надеялась.
— Гм. Тронут. — Доктор яростно почесал заросли на щеке. — Значит, имеете общее представление о хирургическом вмешательстве? О послеоперационном периоде? О реабилитационных мероприятиях? Операция — это не минутное дело, мадемуазель. Даю вам честное слово, у меня просто нет времени на лечение.
— О, ну конечно, какие могут быть вопросы, мистер Дуллитл. Езжайте поскорее. Мы подождем следующего хирурга. Лет двадцать-тридцать. Или две-три жизни? Так, доктор? Скелет для анатомического музея кому завещать?
— Жестоко, — доктор посмотрел на девочку оценивающе. — Крайне жестоко для подростка. Пятидесятые-шестидесятые?
— Плюс 50. Конца света в 2000-м так и не случилось.
— Боже мой, целый век пролетел, — доктор на миг зажмурился. — И чем дальше, тем бессердечнее дети. Ах, как интересно было бы побеседовать! Милая леди, я никак не могу остаться. Это будет бессмысленно. Задержись я на день-два, и меня гарантированно ухлопают. Кому от этого станет легче?
— О, железный довод! Вам купить на дорогу пирожков, доктор?
Дуллитл засопел:
— Мадемуазель, вам известно, что существуют такие милые собачки — бульдоги? С крепкими челюстями. Вцепляются мертвой хваткой и…
— У меня ноги чуть поровнее, чем у вашего бульдога.
Доктор глянул на ноги девушки и, кажется, покраснел:
— В третьем тысячелетии весьма раскованные подростки. Леди, у меня есть только сутки. Это крайне серьезно. Потом меня прирежут как абсолютно необразованную глупую скотину. Что я могу сделать? У меня с собой крайне мало надежных людей. Операция — отнюдь не мгновенный фокус мага. Уж вы-то должны понимать. Я был бы счастлив провести хирургическое вмешательство и вернуть подвижность руке вашей очаровательной подруги, но обстоятельства категорически против. Что вы от меня хотите?
— Делайте операцию. Реабилитационный период я возьму на себя, — пробормотала Даша.
Доктор упер руки в колени, согнулся и пристально уставился девушке в лицо. Даша боялась вздохнуть, но упрямо таращилась ему в глаза.
— Ответственность пополам, да? — пробурчал доктор. — Понимаешь, на что идешь? Ночи потом спать перестанешь.
— Так я уже умерла, доктор, — слабо сказала Даша.
Дуллитл хмыкнул:
— Это довод. Тогда рискнем.
Он выпрямился:
— Время терять незачем. Мои люди на постоялом дворе у Дровяных ворот. Там есть уютный сарайчик. Сейчас разойдемся. Молодой человек, вы проследите, чтобы дамы не привели «хвост»? За мной, без шуток, следят. Если вы не придете, я не обижусь. Кстати, мадемуазель, вам придется оказать мне честь и помочь при операции. У меня остался только один ассистент…
От операции у Даши остались весьма смутные впечатления. После шока от помещения «операционной» — натуральный сарай, свежая солома на полу, стол, куда больше напоминающий верстак столяра, — девушка поняла, что накрепко увязла в предрассудках, унаследованных от досмертного существования. Где же слепящий медицинский свет? Где стерильность, резиновые перчатки, вышколенные ассистенты и мудрые академические замечания ведущего хирурга? Вместо медицинской сестры доку Дуллитлу помогал мрачноватый тип по имени Хенк. Судя по рукам, этот дяденька больше привык держать в руках топор и вожжи. Может быть, еще разбойничий меч. Явно криминальная личность. Вместо ярких ламп сарай освещали масляные фонари. Правда, их было аж четыре. В качестве дезинфицирующего средства, а заодно и дополнительного наркоза, использовалась подозрительная светло-коричневая жидкость с оглушительным ароматом сивухи. Доктор гордо именовал эту бурду коньяком и заверял, что ни один микроб ее воздействия не переживет. Вот в этом Даша не сомневалась — судя по запаху, такую отраву и ни один дарк не пережил бы. Хотя сам доктор, судя по оттенку носа, лечебные свойства медицинского «коньяка» частенько проверял на себе.
Даша с ужасом смотрела, как Эле покорно выпила маковый отвар, так же безропотно запила его чашкой коньяка, содрогнулась и полезла на стол. Даше хотелось завизжать. Но было уже поздно — хозяйка смирилась с судьбой и собралась помирать.