— Думается, это скажется на наших взаимопониманиях. Чэд крайне нужен — или вполне может оказаться крайне нужным — в фирме.
— А фирма крайне нужна мужу его матери?
— Как вам сказать. Я, естественно, хочу того, чего хочет моя будущая жена. А наше дело выиграет, если у нас будет там свой человек.
— Иными словами, если у вас будет там свой человек, вы — вы лично — женитесь на еще больших деньгах. Ведь она, как я вас понял, и без того богата и станет еще богаче, если удастся расширить дело, пустив по путям, которые вы наметили.
— Не я их намечал, — мгновенно возразил Стрезер. — Мистер Ньюсем — а он превосходно знал, как вести производство, — наметил их десять лет назад.
— Вот как! — взмахнул своей шевелюрой Уэймарш, давая понять, что это не имеет значения. — Во всяком случае, вы яростный поборник расширения.
Секунду-другую его приятель молча взвешивал справедливость подобного обвинения.
— По-моему, «яростный» ко мне вряд ли применимо, коль скоро я с такой готовностью клюю на возможность и опасность оказаться под воздействием чувств, противостоящих желаниям миссис Ньюсем.
Уэймарш долго и серьезно мысленно рассматривал этот довод.
— Да, так. Вы и сами боитесь, как бы вас не обработали. Но это ничего не меняет, — добавил он, — вы, Стрезер, ненадежный человек.
— О, — поспешно запротестовал Стрезер.
— Да, ненадежный. Вот вы просите меня о помощи — пробуждаете к себе интерес, а потом пренебрегаете моими советами. Вы говорите, что вам нужно, чтобы вас распушили в пух и прах…
— Не все так просто! Разве вы не видите, — перебил его Стрезер, — в чем, как я уже объяснил, мой интерес. Мой интерес в том, чтобы не дать себя обработать. Если я поддамся — плакала моя женитьба. Если я провалю задание, я и тут провалюсь, а провалюсь тут, провалюсь во всем — останусь на бобах.
Уэймарш с полным вниманием его выслушал.
— Какая вам разница, на чем или с чем вы останетесь, если останетесь замаранным?
— Благодарствуйте, — наконец вымолвил Стрезер. — А вы не думаете, что
— Могло бы меня удовлетворить? Нет.
Они снова смерили друг друга долгим взглядом, и, отводя глаза, Стрезер снова рассмеялся:
— Вы несправедливы к ней. Вы плохо ее знаете. Спокойной ночи.
На следующее утро Стрезер завтракал в обществе мистера Билхема и Уэймарша, который по странной непоследовательности пожелал разделить с ними компанию. В одиннадцатом часу он, к удивлению своего приятеля, вдруг дал знать, что, так уж и быть, готов к нему присоединиться, после чего они отправились вместе, шагая в некотором отдалении друг от друга, что было даже чересчур, на бульвар Мальзерб — пара, посвятившая день знакомству с неотразимыми чарами Парижа и глазеющая на них с неприкрытой откровенностью, как и все пары в ежедневной тысяче позорящих себя таким же образом туристов. Они шли не торопясь, глядели по сторонам, любуясь то тем, то этим, и голова у каждого шла чуть-чуть кругом: уже многие годы Стрезер не знавал такого обилия свободного времени — целый мешок с золотом, из которого он беспрестанно черпал пригоршнями. Он был уверен, что и после их маленького пиршества с Билхемом его ждет еще несколько упоительных часов, которые он использует как пожелает. Ведение дел по спасению Чэда пока еще не требовало спешки, и он только утвердился в этом, когда полчаса спустя сидел в гостиной Чэда, пряча ноги под красным деревом, с мистером Билхемом по одну руку, его приятельницей по другую и Уэймаршем, восседавшим визави; в открытые потокам солнца окна, к которым вчера устремлялись крылья стрезеровского любопытства, вливался — мягко, невнятно, но уже несомненно неся нашему другу сладость, — неумолчный гул Парижа. Охватившие его тогда чувства принесли плоды даже быстрее, чем он успел их отведать, и сейчас Стрезер буквально ощущал, как переламывается его судьба. Вчера, стоя на улице, он никого и ничего не знал. Но разве теперь его взгляд, направленный окрест, не натыкался на преграду?