Послы

Это было сказано в порядке — или в нарушение порядка — обсуждения хода вещей, касавшихся Чэда, после того как они совершили помянутый скачок. И потом повторялось неоднократно в течение всего времени, которое понадобилось Стрезеру, чтобы почувствовать, насколько он тверже в своих убеждениях, чем ему самому казалось, — времени, в течение которого он с трудом сдерживался, чтобы не сказать: подобное заявление со стороны ее брата его, мягко говоря, крайне удивляет. Она уже вовсе не была смешной — она была поистине стальной, и он тотчас почувствовал, в чем ее сила — в силе блюсти свою выгоду. Он не сразу понял, как благородно и подчеркнуто дружески она действует. Исключительно из интересов более высоких и чистых, чем желание сохранить свое ничтожное парижское благополучие. О нет! И это лишний раз подтверждало то, о чем он и без того догадывался — она действовала под нравственным давлением своей матери и его подкрепляющей цели. Оно поддерживало Сару, укрепляло ее, и ему вовсе не было нужды ей сострадать. И еще одно ему стало бы ясно, если только он того захотел бы: коль скоро миссис Ньюсем оказывала на события столь стойкое нравственное влияние, наличие этого влияния было почти равнозначно ее присутствию здесь. Не то чтобы он чувствовал, будто имеет дело непосредственно с самой миссис Ньюсем, но она — несомненно — словно была тут, рядом. Словно так или иначе доставала его духовно, и ему приходилось все время на нее оглядываться. Он же никак ее не доставал, она оставалась для него недосягаемой, он имел дело только с Сарой, которая, по всей очевидности, не слишком с ним считалась.

— Что-то явно произошло между вами и Чэдом, — вдруг сказал он, — и, думается, я вправе об этом знать. Неужели, — улыбнулся он, — Чэд сваливает все на меня?

— А вы отправились в Париж, — парировала она, — чтобы свалить все на него?

Ответ на это обвинение занял у него всего секунду.

— Да-да, именно так. Касательно Чэда, я имею в виду. Все так, как он сказал… что бы он ни сказал. Я приму все… все, что он свалит на меня. Только прежде я должен еще раз увидеться с ним.

Она было замялась, но тут же справилась с собой.

— Вот как? И вам совершенно необходимо еще раз свидеться со мной?

— Разумеется. Если мне необходимо дать вам свои заверения — по какому бы ни было делу.

— И вы полагаете, — возразила она, — я буду приходить к вам вновь и вновь, чтобы подвергаться унижению?

Он остановил на ней долгий взгляд:

— Вы получили указание от миссис Ньюсем полностью и окончательно порвать со мной?

— Какие указания дала мне миссис Ньюсем, с вашего позволения, мое дело. Вы превосходно знаете, какие она дала вам и что последует для вас из того, каквы их выполняли. Во всяком случае, вы превосходно понимаете — возьму на себя смелость заявить, — что если я не стану выдавать себя, тем паче не стану выдавать и миссис Ньюсем.

У нее вырвалось больше, чем ей хотелось; правда, она вовремя спохватилась, но, судя по цвету ее лица, с минуты на минуту Стрезеру предстояло услышать все до конца. И он вполне осознавал, насколько ему важно услышать все до конца.

— Как прикажете назвать ваше поведение, — разразилась она, словно поясняя, — как назвать ваше поведение иначе, чем оскорбительным для таких женщин, как мы? Я имею в виду, что вы поступаете так, словно сомневаетесь, перед кем — нами или некой иной особой — должно быть у него чувство долга.

Он задумался. Слишком многое требовалось от него одолеть сразу — не только сам вопрос, но и глубины, пропасти, которые за ним открывались.

— Разумеется, речь о долге различного рода.

— То есть вам угодно сказать, что у него перед этой особой какой-то долг?

— Вы имеете в виду мадам де Вионе?

Он произнес это имя вовсе не в пику Саре, а с единственной целью выиграть время — время, необходимое, чтобы придумать нечто иное и большее, чем требования, которые она только что ему предъявила. Он не сразу сумел охватить все, что содержал ее, по сути, вызов, но когда это ему наконец удалось, поймал себя на том, что с трудом сдерживает в горле низкий глухой звук — звук, похожий на рычание, который его голосовые связки, кажется, издавали впервые. Все, что выявляло упорное нежелание миссис Покок хотя бы знаком признать происшедшие в Чэде перемены, все, что выявляло преднамеренное непризнание этих перемен, казалось, было собрано ею в огромный рыхлый тюк, который она словно запустила ему в лицо. От удара у него перехватило дыхание, но он тут же обрел его вновь.

— Помилуйте, но если женщина так обаятельна и вместе с тем так благодетельна…

— То можно, не краснея, жертвовать ради нее собственной матерью и сестрой? Можно даже вынудить их пересечь океан, чтобы они сильнее почувствовали и воочию насмотрелись, каквы их предаете?

Вот так — цепко и крепко — она приперла его к стенке, но он попытался вырваться из ее хватки.