Послы

— По сравнению с вами.

По-прежнему не отрывая глаз от витрины, Стрезер секунду-другую молчал.

— Он добился такого успеха в жизни, какой мне и не снился.

— Вы хотите сказать, сумел нажить деньги!

— Да, он умеет делать деньги, насколько мне известно. А я, даром что гну спину, ничего не смог нажить. Я — законченный по всем статьям неудачник.

Он вдруг испугался, как бы она не спросила его, не означает ли такое признание, что у него нет ни гроша, и был рад, что ошибся: ведь он не знал, в какую сторону это бы ее повело. Но она, напротив, встретила его заявление одобрительно.

— И слава Богу, что так. Потому-то вы мне и нравитесь. Нынче стыдно быть чем-то иным. Оглянитесь вокруг — взгляните на тех, кто преуспевает. Неужели, по правде говоря, вам хочется быть в их числе? Взгляните, наконец, на меня, — продолжала она.

Он поднял на нее глаза, взгляды их на мгновение встретились:

— Да, вы тоже не из их числа.

— Достоинства, которые вы во мне нашли, ясно говорят, что я не из практических людей. Если бы вы знали, — вздохнула она, — о чем я мечтала в юности! Мы с вами одного поля ягода и потому сошлись: оба потерпели фиаско.

Он посмотрел на нее с доброй улыбкой, но покачал головой.

— Это не меняет того факта, что вы дорогого стоите. И мне уж порядком обошлись!..

Он не закончил.

— Обошлась? Во что же?

— Я заплатил своим прошлым — рассчитался сразу оптом. Впрочем, это не имеет значения, — рассмеялся Стрезер. — Я готов выложить все до последнего пенни.

Но тут их взглядам предстал выходивший из магазина Уэймарш, и ее внимание переключилось на него.

— Надеюсь, он не выложил там все до последнего пенни, — сказала она, — хотя убеждена, потратил большие деньги, и сделал это ради вас.

— О нет — отнюдь!

— Значит, ради меня?

— В столь же малой степени.

Уэймарш был уже близко, и Стрезер вполне мог прочесть кое-что на лице своего друга, хотя тот, казалось, никого и ничего не замечая, едва ли не намеренно смотрел в пространство.

— Значит, ради себя?

— Ни ради кого. Ни ради чего. Ради свободы.

— При чем тут свобода?

Стрезер уклонился от прямого ответа.

— Чтобы быть не хуже нас с вами. Но другим.

Она успела окинуть проницательным взглядом физиономию их спутника и, умея схватывать на лету, сразу все уловила:

— Другим — да! Только лучше!

Уэймарш выглядел уже не просто мрачно, а почти величественно. Он не сказал им ни слова, не удостоил объяснением своего отсутствия, и, хотя несомненно сделал из ряда вон выходящую покупку, в каком роде, им так и не довелось узнать. Он лишь прошелся грозным взором по гребням щипцовых крыш.

— Это называется — священный гнев, — позднее обронил Стрезер, и с тех пор — удобства ради — они стали пользоваться выражением «священный гнев» как термином, обозначая им периодические эскапады своего сурового друга. Правда, тот же Стрезер в конце концов пришел к выводу, что они и в самом деле возвышают Уэймарша. Но к тому времени мисс Гостри окончательно убедилась, что выше Стрезера ей быть не хочется.

Часть 2

IV

Случаи, когда Стрезеру — ввиду изгнания из Милроза — предстояло наблюдать вспышки «священного гнева», повторялись с должной периодичностью, а пока ему пришлось находить наименования для множества других явлений. Пожалуй, никогда в жизни он, по собственному признанию, не поставлял такого количества дефиниций, как в тот, третий, вечер их краткого пребывания в Лондоне — вечер, который он провел, сидя бок о бок с мисс Гостри в театре, куда попал, не шевельнув для этого и пальцем, а лишь выразив искренний интерес. Она знала, в какой театр и на какую пьесу идти, как блистательно знала все, что за три истекших дня предлагала их вниманию, и в преддверии грядущего события ее спутник был до краев наполнен предчувствием захватывающих впечатлений, которые, независимо от того, будут ли они отфильтрованы его путеводительницей или нет, выходили за пределы его скромных возможностей. Уэймарш отказался пойти с ними: он заявил, что уже видел немало пьес задолго до того, как Стрезер составил ему компанию, — утверждение, не потерявшее силы, когда его друг, расспросив, выяснил, что видел он два спектакля и представление в цирке. Вопросы о пьесах, которые он видел, вызывали у Уэймарша еще меньшее желание отвечать, нежели вопросы о том, каких он не видел. Уэймарш хотел, чтобы ему напомнили названия первых, и Стрезер в недоумении спрашивал их постоянную советчицу, как быть, так как не знал названий последних.